Работа № 4
Молот Кхерона
1.
Лето выдалось для моей семьи очень тяжелым. В средине второго летнего месяца в ожесточенном бою с людьми погиб мой дядя, великий воин Кхерон. Он был братом-близнецом моего отца, искусного кузнеца Дхарона. Оба брата с малых лет выделялись среди сверстников небывалой силой, но обладали при этом совершенно разными характерами. Кхерон был озорным забиякой-мальчишкой, всегда стремившимся стать воином, а отец был более рассудителен, и его привлекало ремесло их отца - кузнечное дело.
Шло время, у Кхерона все чаще возникали сложности со службой правопорядка, в которых все чаще обвиняли моего отца, который был похож на брата как две капли воды. Чтобы спасти семью от разного рода толков, дед решил отправить Кхерона в армию и никогда не пожалел об этом. В первом же бою Кхерон покрыл свое имя славой и стал образцовым воином. Война занимала все его время, и он так и не завел семью. Отец мой напротив после того, как скончался дед, продолжил его дело, стал самым умелым кузнецом Кхатога, обучившим не одну сотню гномов кузнечному делу, и завел семью. Через какое-то время на свет появился я и стал единственной настоящей привязанностью своего прославленного дяди.
Возможно, именно различия в характерах и были той связующей нитью между моим отцом и дядей, которая всегда заставляла их держаться вместе. Кхерон не упускал ни единой возможности заскочить к нам, порадовать своим добрым расположением и подарить мне какой-нибудь добытый в бою трофей, невзирая на убежденность моего отца, что я тоже должен стать кузнецом.
И вот, разминувшись в тысячах кровавых сваток, великий воин и смерть нашли друг друга. Мой отец с того дня стал сам не свой. Он был невнимательным, раздражительным, из его жизни ушло нечто очень важное. Что говорить, если и я был расстроен настолько, что мне стало постоянно мерещиться чье-то присутствие, будто кто-то постоянно следит за мной.
К тяжелой утрате добавилась еще одна проблема. Высшие Боги изъявили свою волю, и в Кхатоге начался большой переезд. Отец в редкие минуты, когда приходил в себя, был с одной стороны очень этому рад, ведь ему выпало жить в кузне, которая теперь принадлежала только ему. Но с другой стороны все хлопоты, связанные с переездом, были для нас сейчас очень некстати. Я, как мог, старался помочь отцу и маме, но получалось, что я больше мешался под ногами. Тогда родители приняли решение отправить меня на время, пока не обустроятся на новом месте, к одному из немногих гномов, кого переезд не затронул, к старику Бардину, который являлся нам каким-то очень дальним родственником.
2.
Поездка к Центральной Насосной Станции стала для меня, мальчишки, еще никогда не прокидавшего Кхатог, незабываемой. Мы с отцом сели в телегу, запряженную ящерами, и неспешно тронулись в путь. Сначала мы ехали Кумьярской дорогой, мимо возвышавшегося вдали Колизея, овеянного сотнями преданий о великих битвах. Когда Колизей скрылся из виду, наша телега подъехала к зданию, за которым начиналась Овощная Ферма. Тут тоже были заняты переездом. Крагор, смотритель овощной фермы, вывозил из своих подвалов несметные залежи тыкв, а Лагор сидел на телеге забитой всяким магическим скарбом, играясь с магическим пультом управления, и, не выражая признаков ни малейшего нетерпения, ждал, пока Крагор закончит перевоз овощных запасов.
Потом наш путь лежал среди бескрайних полей и парников, где вдали, между грядок овощей, мелькали тени каких-то крупных животных. Но рядом со мной сидел отец, державший в руках верный молот, и любые животные не вызывали у меня ни капли страха. Так мы достигли Молота Кхадгора. Это было древнее строение, рядом с которым ощущалось присутствие какой-то мифической силы. Невдалеке парил страж душ, молчаливый призрак, навивавший страх и заставивший нас ускорить ход.
Вскоре мы доехали до высокого частокола, за которым возвышалось трехэтажное строение Центральной Насосной Станции – жилища Бардина. Отец громко постучал в тяжелую калитку, из-за которой спустя какое-то время послышался низкий грубый голос. Калитка отварилась, и на пороге стоял хмурый старик. На приветствие моего отца и просьбу, чтобы я пожил у него 7 дней до завершения переезда, Бардин лишь неприветливо проворчал что-то, что отец мой, видимо, уже знавший старого гнома, воспринял, как согласие. Мы крепко обнялись с отцом, и он поспешил обратно в Кхатог разбираться с переездом.
Старик недовольно посмотрел на меня, указал на мои вещи и махнул рукой куда-то в сторону дома. Я понял, что это приглашение, и поспешил им воспользоваться. Мы прошли в огромный дом. Внутри было необыкновенно тепло, несмотря на то, что уже вечерело, и на улице становилось довольно прохладно. Тепло шло из-под пола, откуда доносился тяжелый звук работающих механизмов. Из-за этого постоянного шума жилые комнаты находились на последнем этаже дома. Мне была отведена крайняя, с единственным окном, выходившим за дом, к Северному Побережью, отделенному от здания все тем же высоким частоколом, оберегавшим обитателей здания от зверей, обитавших поблизости.
3.
Так началась моя жизнь в доме Бардина, наполненная поначалу только скукой. Старик в первый же вечер проворчал, чтобы я не вздумал соваться за забор, пока он будет занят своими делами. Утром Бардин ушел, заперев за собой калитку, и все что оставалось мне – это целый день разгуливать по двору Насосной Станции. Единственным моим развлечением на протяжении всего дня было гонять кур и свиней, которых держал Бардин по той причине, что жил так отдаленно и отношения со всеми имел настолько натянутые, что еду ему привозили крайне редко. Механизмы опреснительной установки, находившейся в подвале дома и видной через небольшие окна, часть из которых была открыта, чтобы выходило тепло, тоже быстро мне наскучили. Я с ужасом думал о том, что на этом унылом дворе мне предстоит провести все семь дней до возвращения отца.
Вернулся старик только под вечер, проворчал что-то по поводу того, что я не догадался покормить его живность и, загнав ее в сарай, удалился в дальнюю комнату, где у него была небольшая библиотека, основу которой составляли книги по технике и механике. На пустом дворе делать мне было совершенно нечего, так что и я нехотя пошел в свою комнату, где снова принялся проклинать судьбу и упрекать родителей за то, что отправили меня сюда. Я отчетливо представлял себе картины того, как я был бы полезен им при переезде, и как они благодарили бы меня за помощь, радуясь, что не отправили меня к старику, когда внимание мое привлек доносившийся со двора странный звук.
Я с трудом оторвался от своих столь прекрасных мечтаний и понял, что уже наступала ночь. Из комнаты напротив, где была спальня Бардина, доносился его громкий храп. Не удивительно, что он ничего не слышал. Да он и не мог слышать, так как окна его комнаты выходили во двор. Я стал прислушиваться. И действительно от частокола доносился звук, будто какое-то крупное животное там что-то копает. Я загасил лампу, горевшую в комнате, и попытался рассмотреть, что же там происходит, но поскольку ночь была совершенно безлунной, то разглядеть что-либо не представлялось возможным. Вскоре шум умолк и, как мне показалось, за забором послышался шум удалявшихся тяжелых шагов. Подавив в себе страх и желание разбудить старика, я решил утром разузнать сам, что же там происходит. А пока, сгорая от нетерпения и радуясь, наконец-то, появлявшемуся приключению, я лег в постель, ожидая утро. Я был уверен, что от волнения я не смогу уснуть, но после целого дня на воздухе сон моментально охватил меня. Во сне я боролся с самыми различными чудовищами, желавшими захватить дом и съесть меня и Бардина, и людьми, стремившимися отравить воду в опреснительной установке, и каждый раз выходил победителем.
4.
Наступило утро. Бардин снова приготовил скудный завтрак из яиц и ветчины и, оставив мне еду на день, скрылся за забором, заперев за собой ворота. Я дождался, пока его шаги за забором стихнут, и со всех ног бросился за дом, к месту, куда выходило окно моей комнаты. Чем ближе я приближался, тем сильнее меня охватывало волнение и страх. И вот я уже стоял возле забора, дрожа от предвкушения чего-то таинственного.
Я сделал несколько шагов вдоль частокола и вскоре отыскал вырытый под забором широченный лаз. От лаза полоса притоптанной травы вела прямо к дому, а точнее к двери в подвальное помещение, которая стояла открытой настежь. Я в ужасе подумал, что это Люди, как в моем сне, пришли отравить воду. Я достал свой небольшой топор и приготовился биться, когда размер лаза вызвал мои сомнения. Я еще никогда не видел Людей, но слышал, что они ужасно худые и узкоплечие, что значило, что лаз такой ширины им не нужен. Тогда я проследовал к открытой двери и осторожно заглянул вовнутрь. В лицо мне дыхнул жар, запах машинного масла и шум работавших машин. В полутемном помещении беспрестанно двигались механизмы установки, опреснявшей воду, но не было видно никого живого. Меня охватило чрезвычайное возбуждение, смешанное со страхом. Я вошел и начал медленно продвигаться среди машин вперед.
Через десяток метров меня ждал сюрприз. В небольшом углублении в полу было сложено гнездо, в котором ютилось трое птенцов. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и спали. Я был поражен, ведь размером они были со взрослую свинью. Я как завороженный смотрел на них, не зная, как поступить дальше, и продолжая сжимать в руке свой топор. В этот момент головка одного из них зашевелилась и поначалу покрытые пеленой глаза обратились в мою сторону. Ноздри его стали раздуваться, а сам он уже с интересом смотрел на меня. Какое-то мгновение мы просто смотрели друг на друга, а потом он поднял голову вверх и пронзительно запищал. Остальные птенцы моментально проснулись, и теперь все трое издавали неимоверный писк. Я убрал топор в ножны и самым спокойным голосом попытался успокоить их. Но слова не возымели никакого действия. Тогда я решил оставить их в покое и повернулся, чтобы возвращаться к выходу, но спереди раздался шорох, и предо мной предстала невероятных размеров птица, видимо, мать продолжавших вопить птенцов.
Это был огромный Гусак, ростом с двух взрослых гномов, покрытый жестким серым опереньем. Он зашипел, раскинул огромные крылья, раскрыл клюв, больше похожий на челюсти хищного зверя, и обнажил острые зубы. Поняв, что мой топор бесполезен против такой огромной твари, и рассудив, что птице таких размеров в подвале не взлететь, я спрятал топор в ножны и принялся бежать, в первом попавшемся направлении. Это было моей ошибкой. Но я не мог знать, что Гусак практически не летает, зато очень быстро бегает на мощных длинных лапах. Расстояние между нами быстро сокращалось, несмотря на небольшие промежутки между машинами, затруднявшие продвижение крупной птицы. Когда я уже отчетливо слышал за спиной шелест крыльев и щелканье мощных челюстей, повернув за одну из машин, я увидел в десяти шагах открытое окно. Я рванул туда, но Гусак был слишком близко. Оглянувшись через плечо, не переставая бежать вперед, я увидел, как он откинул длинную шею назад, чтобы резко метнуть ее вперед, в броске, в котором он должен был схватить меня. Вдруг тень выскочила откуда-то из угла и стремительно метнулась птице наперерез. Я услышал, как сомкнулись челюсти в нескольких сантиметрах от моей шеи, и через мгновение уже выпрыгивал рыбкой со всего разбегу в узкий проем открытого окна.
Пролетев кубарем по земле несколько шагов, я тот час вскочил на ноги и оглянулся. Окно было слишком маленьким для Гусака, так что, немного погодя и набравшись смелости, я подошел ближе и заглянул вовнутрь. В полумраке я разглядел фигуру гнома, облаченного в доспехи, смотревшего вслед убегавшей птице. Он обернулся, посмотрел прямо на меня, и я не мог поверить своим глазам – это был мой дядя, которого все считали мертвым. Глаза мои, поначалу ослепленные солнечным светом после полутьмы подвала, снова привыкли к темноте, и я увидел, что контуры его фигуры как-то странно подвижны и неуловимы. Радость, было вспыхнувшая в моем сердце, быстро угасала – это был не мой дядя, а его дух. Призрак с теплой улыбкой смотрел на меня, а потом где-то в глубине моего сознания зазвучал его голос…
5.
Вот уже три дня я каждый раз не мог дождаться, когда же, наконец, уйдет старик, чтобы остаться наедине с духом моего дяди. О случае с Гусаком я решил Бардину не рассказывать. Птица после встречи с призраком увела своих птенцов куда-то за ограду и больше не возвращалась, оставив мне лаз под забором – мой путь на волю. Каждый день дядя приходил ко мне. Мы уединялись с ним на Побережье, где, задумчиво глядя на волны, он рассказывал мне о своей жизни, моем отце или, отбросив воспоминания, пытался наверстать все то, на что у нас больше не было времени, и обучить меня всему, что знал сам. Однако с каждым днем память его ослабевала. Призраки быстро забывают все то, что связывает их миром живых.
– Однажды, - сказал мне дядя Кхерон в первый день нашей встречи, - Я забуду о том, кто я, и стану одним из Призраков Северного Побережья. Я уже ощущаю, как меня тянет к ним. Тогда мы простимся с тобой навсегда. Не вздумай идти за мной – это буду уже не я.
На четвертый день, когда я, дождавшись ухода Бардина, пробрался на Побережье, там никого не было. Мой дядя окончательно покинул мир живых, став одним из Призраков, населяющих Элинор. Я подождал еще немного и вернулся к дому. Слезы наворачивались мне на глаза, но я сдержал их. Я знал, что мне надо делать. Сначала я убрал из подвала все следы пребывания там птиц. Потом я надежно заделал лаз под забором и засыпал его травой так, чтобы он не был виден со стороны, и посвятил свои дни тренировкам. Я тщательно совершенствовался во владении топором, молотом и магиями гномов, как завещал мне дядя. Но главный сюрприз ждал меня в моей комнате - вечером последнего дня перед отъездом в Кхатог, когда я уже собирался лечь спать, я увидел у стены поучаствовавший в сотне битв и принесший смерть тысячам существ молот Кхерона…
Отец вернулся за мной равно через семь дней, как и обещал. Увидев меня, он не мог поверить своим глазам. Его сын, оставленный у Бардина любопытным нескладным мальчишкой, превратился в юношу – движения стали спокойными и наполненными осознанием собственной силы, а во взгляде читалась уверенность опытного воина. Отцу казалось, будто его мальчик прожил за эти семь дней целую жизнь, наполненную опасностями и сражениями. А потом он увидел в моих руках дядин молот. Ни тогда, ни когда-либо позже, отец не спрашивал, откуда у меня молот его мертвого брата, но я был твердо уверен в том, что он с первого мгновения знал обо всем, что случилось.
Тема закрыта
!
