Опубликовано 03 Октябрь 2010 - 20:05
Работа №12
Что такое осень
I
По едва заметной лесной тропе споро шагали двое: немолодая уже женщина и худенький мальчуган лет шести. Опавшие листья и волглая хвоя упруго прогибались под их ногами, насыщая прохладный утренний воздух терпким запахом прели. В лесу стояла тишина, но не мёртвая тишина погркофейного склепа, а живая и дышащая тишина природы, готовящейся к зимовке: в воздухе иногда раздавался пронзительный треск – это болотные жуки усиленно били крыльями, высматривая в траве свою добычу. Изредка можно было услышать далёкое рычание: медведи разоряли пчёл, жируя на их ароматном меду, или отлавливали всякую мелкую живность – мышей, кроликов и даже белок.
Ребёнок чутко и настороженно ловил все эти звуки, вертел головой, но взгляд его оставался странно неподвижен, словно был направлен внутрь себя. Человек, сведущий в лекарском искусстве, сразу догадался бы по этим признакам, что мальчишка слеп, а уши – это единственный для малыша способ хоть как-то узнать о том, что происходит вокруг.
Женщина, шагавшая чуть впереди, напряжённо следила за тропой, отбрасывая с неё мелкие ветки и камни. Если же тропу перегораживало упавшее дерево, она останавливалась, брала ребёнка подмышки и пересаживала на другую сторону, после чего перешагивала через замшелый ствол сама и, вручив пареньку конец свитой из паучьего шёлка верёвки, снова устремлялась вперёд. Женщина явственно нервничала. Это было видно по её сошедшимся у переносицы бровям, образовавшим глубокую хмурую морщину, по сжатым губам, выражавшим суровую решимость. Впрочем, на ребёнка женщина смотрела с затаённой нежностью, и помогала ему спокойно и терпеливо.
Причина напряжённого недовольства, охватившего Арнику (так звали женщину) состояла в том, что заканчивался уже второй месяц её с сыном странствия, лето плавно отступало, а до цели их путешествия было ещё довольно далеко. За вчерашний день им удалось одолеть не более полутора десятков лиг, сегодня вряд ли получится больше, а ведь завтра придётся сделать долгий привал: съестные припасы почти закончились, и ей, Арнике, нужно будет идти на охоту, оставив своего сына в каком-нибудь безопасном месте.
Чаще всего таким местом Арника избирала удобные, разлапистые деревья с пышными кронами. Убедившись, что в теле растения-великана не гнездится рой диких пчёл, способных привлечь медведя, женщина подсаживала ребёнка на ветку, он на ощупь забирался повыше, усаживался и, обняв тонкими ручонками корявый ствол, замирал. Так, тихо и неподвижно, малышу приходилось сидеть часами, дожидаясь, когда вернётся с охоты его мать.
II
Когда Айвен родился, сорокатрёхлетняя Арника была вне себя от счастья. Ещё бы: первенец, мальчишка – и в её-то годы! Первое время поглощённая счастьем материнства и бесконечными хлопотами женщина ничего не замечала, да и что можно понять по ласково гулящему в своей люльке младенцу? По голосу, по запаху, по каким-то ещё неведомым приметам ребёнок всегда безошибочно узнавал свою мать, начинал улыбаться и ворковать, ненавязчиво привлекая к себе её внимание. И лишь когда малышу был почти год, у матери появились первые сомнения: а всё ли в порядке с её драгоценной малюткой?
К сожалению, вскоре все её опасения оправдались: малыш начал ползать – и натыкаться на небогатую мебель. Когда же она молча протягивала ему что-нибудь – он, казалось, смотрел в её сторону широко распахнутыми глазёнками, но не тянул свою ручку даже за самыми любимыми лакомствами… Арника вначале едва не впала в отчаяние: счастливый подарок судьбы грозил превратиться в тяжёлую обузу, а ведь она так надеялась, что сын станет ей опорой в безжалостно надвигающейся старости. Однако не в характере истинной воительницы, пусть даже ушедшей на покой и доживающей свой век в глухом лесном селении, сдаваться без боя.
Арника, в молодости много где побывавшая, и много чего повидавшая, слыхала удивительные легенды о знахаре Валиане, гулявшие среди солдат её клана. Поговаривали, что этот удивительный человек способен творить такие чудеса, которые даже для их наполненного магией мира казались сверхъестественными. Уж, наверное, этот старик сумеет вернуть зрение её Айвену! Правда, неизвестно, сколько потребует колдун за свои услуги… Мудрая Арника не позволила себе опустить руки, но и к Валиану идти не спешила, потому что прекрасно понимала, что с грудным дитятей на руках далеко она не уйдёт. Женщина работала, трудилась как проклятая, стараясь скопить хоть пару десятков золотых монет, которые пойдут в уплату за лечение.
Одновременно не забывала она и о том, что мальчишка не должен расти слабым и изнеженным. Невзирая на слепоту, она тренировала его, давала ему различные упражнения и обучала владению копьём. Малыш послушно осваивал всё, что было для него доступно: он даже научился на ощупь готовить несколько простых блюд и убирать в доме. По вечерам мать и сын выходили из дому, усаживались рядышком на грубо сколоченной скамье, и женщина неторопливо рассказывала мальчишке о том, как красивы деревья в их зелёном облачении, как бездонно синее небо над их головами, как изящны цветы, растущие на лесных опушках. «Когда-нибудь ты увидишь всё это своими глазами, обещаю!» - говорила она. И малыш зачарованно слушал, а на губах его бродила мечтательная улыбка.
Когда Айвену исполнилось шесть вёсен, женщина решила: пора. В её поясе было зашито около полусотни золотых монет, в кладовке хранились припасы, которых должно было хватить на пару месяцев пути. Поэтому, выждав, пока закончатся зимние холода и весенняя слякоть, Арника оставила своим малочисленным соседям всё, что у неё было: дом, запасы трав и семян, погреб с разносолами, и, собрав две котомки – себе и сыну – пустилась в дорогу. Возвращаться сюда, в это забытое богами и людьми место, она уже не собиралась: сыну нужны друзья и наставники, и ради него она пойдёт хоть на край света. Впрочем, так далеко ходить не за чем. Лонгхольм – вот цель их путешествия.
То ли боги Элинора смилостивились и благословили мать и сына на этот поход, то ли просто не было до них никому дела, но пока что странствие протекало довольно успешно. Дикие звери обходили путников стороной, отряды воинственных гномов опасались незнакомых лесов и болотных топей, да и людские поселения по пути почти не встречались. Однако дорога всё равно затягивалась, потому что незрячий Айвен не мог идти достаточно быстро. При всей своей осторожности, он несколько раз спотыкался и падал. К счастью, ему удалось отделаться шишкой на лбу да парой царапин. Тем временем дни стали ощутимо короче, во вдруг похолодевшем воздухе закружились обрывки паутины, а выцветшее за лето небо затянули толстые ленивые облака.
Арника нервничала не зря: зимой в лесу человеку не выжить. Если в течение этого месяца им не удастся добраться до Лонгхольма – придётся искать приют в каком-нибудь незнакомом селе, а это потеря не только времени, но и денег… И вновь судьба решила улыбнуться женщине: буквально через три дня после последнего привала она обнаружила, что леса закончились, а у её ног простирается хорошо укатанный торговый тракт. Радостно приподняв Айвена, она закружила мальчугана в воздухе: «Мы близко! Мы почти дошли!» Очень скоро им удалось найти попутный обоз, где для малыша нашлось место на телеге, запряжённой парой ящеров.
III
Прошла ещё неделя – и вот мать и сын, ухватившись за руки, стоят на пороге добротно срубленной деревянной избы. На украшенных вязью рун дверях – медное кольцо и надпись: «Знахарь Валиан. Стучать 3 раза в любое время суток». Дрожащей рукой женщина берётся за это прохладное, покрытое патиной кольцо, и стучит: тук, тук, тук. Лязгающие звуки далеко разносятся в гулком осеннем воздухе и эхом откликаются где-то в каменных россыпях.
Дверь легко, без скрипа открывается, и в проёме возникает высоченный, худощавый, но явно очень сильный мужчина преклонных лет. Назвать его дряхлым старцем никак нельзя. «Проходите, путники, с чем пожаловали?» - гулко, словно камнепад в горах Кхатога, грохочет его низкий, звучный голос. Арника завороженно смотрит на старика и не может заговорить. О Боги! Как же похож этот мощный старик на отца Айвена!
Валиан, словно почувствовав немое изумление женщины, так же начинает присматриваться вначале к ней, а потом и к ребёнку, ухватившемуся за её руку. И чем дольше смотрит он на малыша, тем пронзительней становится его взгляд. Наконец, судорожно сглотнув, мужчина произносит внезапно охрипшим голосом: «Ну, здравствуй, внучек!» Малыш, глядя в никуда, протягивает руку навстречу этому голосу и отвечает: «Здравствуйте, знахарь Валиан». Седые брови старика на мгновение вздрагивают, отражая недоумение, которое тут же сменяется другим выражением: опытный лекарь, старик тут же понимает, что мальчик его не видит. Ухватив повисшую в воздухе ладошку ребёнка, другой рукой он берёт Арнику за локоть и властно ведёт их в дом. «Сейчас – есть и спать! – командует он. – Все разговоры потом».
Ещё через пару часов отдохнувшая и посвежевшая Арника сидит за столом в просторной комнате и, прихлслуживая из глиняной кружки горячий травяной чай, щедро сдобренный лесным мёдом, рассказывает Валиану о своей жизни. «Не знаю, какими путями забрёл отряд рыцарей в нашу глухомань. Один из них попросился ко мне на постой. Он был… он был как две капли воды похож на Вас, магистр Валиан. Я – женщина одинокая и свободная, и мне так не хватало мужской ласки. Поэтому, когда ночью он присел на краешек моего ложа из медвежьей шкуры, я не стала его прогонять. А через девять месяцев родился Айвен».
Валиан внимательно слушает нехитрое повествование этой немолодой, но по-своему очень привлекательной женщины, и с трудом переводит дыхание: к его горлу горячим комом подступают слёзы. «Мой сын погиб, Арника. Он не вернулся из того похода. И, как я думал, он не оставил наследника. Какое счастье, что вы пришли ко мне!» Глаза женщины наполняются сочувствием, и её тёплая сухая ладонь легко опускается на сжатый кулак старика: «Такова судьба многих наших воинов. Я уверена, что Ваш сын погиб, как герой». Знахарь тихо накрывает её ладонь своей широкой, натруженной пятернёй: «Я никуда вас не отпущу, теперь вы – моя семья, и вы очень нужны мне, и мой внук, и ты, Арника!»
Пока Айвен отсыпается после долгих утомительных месяцев путешествия, которое не всякому взрослому по силам, мать и дед отправляются в алхимическую лабораторию. Они долго листают фолианты, обсуждают различные рецепты, стараясь найти тот единственный состав, который позволит мальчишке прозреть. Так, в трудах и беседах, они становятся всё ближе, Арника всё меньше робеет, а Валиан невольно любуется статью и силой этой женщины. Изготовить зелье удаётся лишь к утру.
На рассвете, когда нежная утренняя заря начинает робко тревожить своим светом властительницу ночи – тьму, мать и дедушка будят Айвена. Чтобы процесс исцеления прошёл успешно, им предстоит ещё немало хлопот. Айвена сажают в деревянную лохань, наполненную горячей водой, и заставляют принять чашку медвежьего молока, настоянного на укрепляющих травах. Затем, растерев его насухо полотенцем, наносят на кожу мальчика густую, тёмно-серую жижу. Это и есть зелье. Оно неприятно холодит разогретое тело ребёнка, и он покрывается зябкими мурашками, и начинает ознобно вздрагивать. «Терпи малыш, терпи, ведь ты же хочешь, чтобы твои глаза увидели свет», - заботливо приговаривает Валиан. И Айвен терпит: ему не привыкать к испытаниям, вынес десятки других, переживёт и это. На глаза мальчишки накладывают тёмную повязку и оставляют его лежать.
Тихо шуршит песок в колбе часов, отсчитывая долгие минуты. За окнами оживает природа, раздаются крики птиц и гортанные вопли ящеров… И вот последняя песчинка с едва слышным шелестом перетекает из верхней части часов в нижнюю. Айвена, всё так же с повязкой на глазах, снова сажают в лохань и смывают с него остатки целебной смеси, которая из серой превратилась в буро-жёлтую. «Вот видишь, цвет изменился, - кивает Валиан Арнике.- Значит, всё идёт, как задумано». Айвен блаженно улыбается: наконец-то ему снова тепло!
Ещё через час мальчика одевают, обувают, и выводят на крыльцо. По взволнованным голосам взрослых, он понимает: сейчас должно случиться что-то особенное! Присев перед ним на корточки, дедушка Валиан медленно снимает с лица малыша повязку и командует уверенным голосом: «А теперь смотри!»
Айвен, широко распахнув глаза, смотрит прямо перед собой и видит изборождённое морщинами бородатое лицо деда. А за ним, за дедом, он видит деревья, покрытые золотым ковром желтеющей листвы. «Мама, какие же они красивые, эти зелёные листья!» - восклицает мальчишка. «Они не зелёные, сынок, они жёлтые», - сквозь слёзы отвечает Арника. «Но ты же всегда говорила, что листья – зелёные!» - недоуменно смотрит на неё (СМОТРИТ НА НЕЁ!) сын. «Это летом листья зелёные, Айвен, - на лице женщины проступает сияющая, счастливая улыбка. – А сейчас в Элинор пришла осень». Айвен оглядывается кругом, жадно вбирая в себя новые образы, цвета и формы, от разнообразия которых начинает кружиться голова. «Теперь я знаю, что такое осень, мама!» - восторженно произносит он.