24 ответов в теме

[Стасичка]

Уважаемые игроки!

. . . . .Мы начинаем 31 этап Литературного конкурса.
. . . . .По результатам конкурса будут названы победители в каждой из двух номинаций (Проза, Поэзия), а так же участники, занявшие 2 и 3е места. Размер призов в обеих номинациях одинаковый. В случае, если в номинации прислано до 10 работ, то распределению подлежит 3 призовых места. Участники, занявшие 1 и 2 место, получат 50 и 30 золотых соответственно, а так же возможную публикацию на инфопортале игры с указанием авторства. Третье место - приз в 20 золотых. В случае, если в номинации прислано более 10 работ, то распределению подлежат еще 2 дополнительных места. Участники, занявшие 4 и 5 места, получат поощрительные призы в 10 золотых. В случае, если в одной из номинаций прислано менее 5 работ, то номинации объединяются.
. . . . .Принять в конкурсе участие может каждый, кто чувствует в себе литературный талант.

Что требуется от Вас:
1. Внимательно прочитать тему конкурса.
2. Придумать любое литературное произведение на заданную тему со следующими ограничениями:
а) Это не должен быть плагиат (плагиатом не будет считаться удачный "ремейк" какой-либо песни). Все работы будут проверяться. Воровство чужих текстов будет считаться прямым оскорблением Администрации со всеми вытекающими последствиями.
б) Он должен иметь какое-то отношение к теме конкурса и непосредственно связан с проектом ТМ. К примеру, если тема будет Таверна Барфоса, то соответственно тексты могут быть:
. . . . .- Рассказ о потасовке в этой таверне с участием игровых персонажей
. . . . .- Какая-то история, рассказанная в таверне с соответствующим антуражем
. . . . .- Жизнь самой таверны, история её строительства и существования до нашего времени
. . . . .- Стихи о каком-то событии или персонажах в таверне
. . . . .- Миниатюрка из жизни постояльцев таверны
. . . . .- Застольная песня в таверне
. . . . .Тогда как рассказ, например, о схватке в развалинах Соли-Дора двух воинов не будет оцениваться ни в коем случае, как бы красочно он ни был написан. Подобные тексты, если уж они у Вас есть, лучше отложить до следующего конкурса (вдруг совпадёт с темой).
. . . . .Так же не будут оцениваться тексты, имеющие лишь косвенное упоминание о таверне. Например, история огромной битвы, когда случайным ядром катапульты была разрушена таверна, или стих о битве охотников за приключениями, которые начали свой путь из таверны, и она упоминается мимоходом.
в) Он должен соответствовать нормативам по объёму.
. . . . .Для стихов - от 500 знаков.
. . . . .Для рассказов от 2000 знаков.
Расхождения с нормами прощаются, но добавляют лишний минус при оценке.
(Число знаков можно проверить в текстовом редакторе Microsoft Word или ICQ)
г) текст должен быть написан на литературном русском языке.
3. Проверить свой текст в текстовом редакторе Microsoft Word или попросить консультации у знакомых корректоров, поскольку тексты, содержащие множество ошибок, будут получать низкие баллы при оценке.
4. Послать результаты своего творчества на почту [email protected] с указанием игрового ника и активной ссылки на Вашего персонажа в теле письма.
Для участников, не знакомых с терминологией, привожу пример. Мой игровой ник Стасичка, активная ссылка на моего персонажа выглядит так: http://www.tmgame.ru...
Работы принимаются ТОЛЬКО в формате документа Microsoft Word.
5. Терпеливо ждать результатов.

. . . . .В процессе оценки каждый член жюри расставляет участвующие в конкурсе работы по местам: с первого по i-ую работу, где I – количество присланных работ. Все места работы суммируются. В конкурсе побеждает работа, набравшая наименьшее количество баллов. Если несколько работ получают одинаковое количество баллов, то они, соответственно, занимают одинаковые итоговые места.
. . . . .Если от одного участника будет несколько работ в одной номинации, то в борьбе за призовое место будет участвовать работа, набравшая наименьшее количество балов по итогам оценки жюри.

. . . . .Итак, в Тридцать первом этапе Литературного конкурса будут участвовать работы, присланные до 24:00 28 ноября 2010 года на указанную в теме электронную почту.

. . . . .Тема Тридцать первого этапа литературного конкурса: "Каторга".

. . . . .Все вопросы, связанные с проведением и участием в конкурсе, а также все обсуждения, связанные с проводимым этапом, следует размещать тут

[Стасичка]

Работа №1

Герой нашего времени
Он не спеша выходит из портала,
Презренья полон, смотрит свысока,
Всем видом говорит: «меня тут все достало,
Кто сунуться посмеет - вмиг намну бока!»

И ясно каждому, что «хай» не очень в духе, -
Бессонница, иль что еще похуже…
И все безропотно - слепы, немы и глухи -
В сторонку жмутся, им конфликт не нужен.

А рыцаря, меж тем, сомненья гложут,
А у него, себе представьте, горе, -
Никто ведь бедолаге не поможет,
У всех дела-заботы в Соли-Доре.

«Устал от повседневности, ей-богу!
К чему стремиться, чем себя занять?
Кто правильную указал бы мне дорогу,
Достойную помог бы цель избрать?»

Скучает воин, мается без дела,
От безысходности пускается в разнос:
То всех кромсать идет направо и налево,
То пьет и плачет, бормоча под нос.

И так герой, в своей борьбе с рутиной
Вниз мчится по кривой наклонной:
Долгами обрастает словно паутиной,
Законы преступает беспардонно.

Без церемоний лишних, несмотря на званья
Призвать спешат преступника к ответу,
И, чтоб прочувствовал всю тяжесть наказанья,
В нагрузку выдают пудовые браслеты.

В сырой подземке, в холоде, в неволе,
В оковах каторжных, голодный и босой,
Стирая ноги в кровь, срывая с рук мозоли,
С углем тележку катит наш герой.

Под хриплый кашель, шарканье и гомон,
Под скрип колес, угрозы, смех и стоны,
Толкает тачку… он забыт и скован,
На каторге одни на всех законы.

Тут некогда страдать, душой терзаться,
Бездельем маяться, играя в небожителя…
Чтоб за провинность с властью рассчитаться
Пять тысяч норм угля доставь Смотрителю!


И рыцарь тяжкое несет то бремя,
И возит уголь, обходя преграды.
С улыбкой грустной вспоминает время,
Когда он увлеченно брал награды.

Да, пусть сейчас в цепях и в заточенье,
Обиду стерпит он, в Лонгхольм вернется.
Чтоб вновь вернуться к старым приключеньям
И с прежним пылом с гномами бороться.

[Стасичка]

Работа №2

"Кандальная неоэпиколирическая".

Пролог
(предыстория написания ..."с-кандальной" работы).

На самой маковке, во Древа Жизни кроне,
Сижу-гляжу. Ветвь закогтил и сук торчком,-
"Блюду и каркаю. Сопровожу зрачком".
Хочу!
Воспеть я каторжан на их мучений троне.

Ворчу-пыхчу..., а голосок скрипучий...
То ритм упрыгает, то в горле рифм комок.
Поднаучиться бы..., мне кажется, я б смог,
Стиховаянью гладко-сладких пустозвучий.

Вот, как бы изловить лирическую нотку...?
Я упражнялся, я активно к музе приставал.
Когда Эвтрепа* пригрозила, - Ухожу, нахал!
Я - к Каллиопе**. Знаю, соблазню красотку.
_______

Вот, помню, в вестерне с двух рук,
С бедра, навскидку и ...на звук.
Точнёхонько стрелял малец-бутуз.
Сейчас пальнёт певец... с двух муз, -
__

- Доспеха сталь
Пожирает пожар -
развесёлый угар
Дойки вывихом рук -
До смеха жаль!
...*
- Но! Стал
Вдруг
Добрей этот Мир -
Зазывает на пир:
"Не ждал?", -
Лучший Друг.

-Душ
Притушенный Жар -
Затушёван Удар
в мышиный укус.
Куш? -
Непрошенный Дар,
что жужжливый комар, -
Не ждал?
Я - Искус-с-с...
...
Жнецы бурь?
Друга дар, это здорово!
Пировал? -
Просто: "Ам!", - ты и съел...
Хорошо - не расстрел,
Шлют на Каторгу дурь!
А не ждал? -
Слёзы - олово.

...*
- А всё ж,
Мне странна операция -
Руки дающей ампутация.
И чем нехороша...
Большая Душа?
В чём тут игра?
И ботов Супер-капитаны
И матер-слова великаны
И договоро-мульто-мастера -
Почти вся публика заразна.
Но, конь простой - в пальто
Иной путь тоже не нашёл.
И кандалов ждал... кто? -
Ну, а сюда пришел.
От каторги не ждут Соблазна!

***

- Я:

Уже расстрачивать устал
Несуществующий талант
На каллиопичий диктант.
Отныне, и опять, и снова
Эвтрепачём я стал.
Уж, ждал я, ждал...
Теперь. Мне. Слово:

"Каторжанином рвусь...!
- к Своему. Бессловесно...
К -по -за краю платка
У неё на груди.
Сердцу тесно.
Страшусь
...да гора уголька
Позади, впереди...
...
Да! Монбланы угля позади, впереди...
...тачку зла на меня, погоди, не кати".

...
- Хи-хи... и -хА!
Своё гнездо из Охов,
Ахов, Страхов
Свил каждый.
И сидит, себе, поёт...
Стиха
Всё ждёт...
Ну, что же, Каторга однажды,
К нему..., к тебе..., ко мне...
Придёт.

- Плевать.
Скриплю, как двери,
Или диван.
Не лечь ли спать?
Устал. Иду.
Ложусь.
И мысли, и слова, что звери -
Всё пробуют на вкус...
- Я Каторгу...
- Извечный Бан...
...боюсь???
Да, нет - ждал, жду!
И я не
Трус.

______

Примечания:
* Эвтрепа - в древнегреческой мифологии муза лирической поэзии;
** Каллиопа (там же) - муза поэзии эпической.

[Стасичка]

Работа №3

"Считалочка".


Четыреста семьдесят три...
Эй, ишак! На дорогу смотри!
...
Ой..., сднёмрожденьица, сосед!
Штурм третьей тыщи тачколет!?
*
Четыреста семьдесят пять...
Месяцок, или три... вкалывать?
*
Четыреста семьдесят шесть...
И я. Трижды. Сподобился сесть.

*
Четыреста семьдесят семь...
Да, тут -расстройство, нам всем...
*
...
Ай! Нарочно плюхнулась в лужу?!?
Чтобы брызнуть? Мне в рожу?!
-А, ну-у-у, раз третьему мужу...
*
Четыреста..., святая Троица, опять
Полно любителей стоять-болтать...
Вот -
- три гнома у тачки:

"О чём ты говоришь, малёк!
Обед? В три блюда? - Спишь?!
Ты возишь тачкой уголёк...
Черпнёшь, да похрустишь".

- да три дамы - рыбачки:

"На выкуп? -Спонсор, на него -блесна.
Когда тихонько выпадает седина,
В глазах троится, а в суставах хруст... -
Он снова хорошо клюёт на бюст".
*
...
*
Четыре сотни восемьдесят восемь...
Ох, сколько тачек надо..., аж ТРИ тыщи!
Тут зимовать? Провёл уже я осень,
Увы, среди корыстной голытьбищи...

Я просто, как-то будучи в мажоре,
Присвистнул, заценив богини зад.
И стал я - Первым в Элиноре!
...не третьим!!!
- Первым
был посажен
...за разврат.

[Стасичка]

Работа №4

Мой лучший друг по прежнему в неволе,
смирив гордыню, тачками скрипит.
Забыв про боль, арестом поднесенной,
трудом своим к свободе он спешит.

Крепись, дружок. Поможем непременно.
Чтоб встречи день для нас скорей настал,
был нанят адвокат, конечно же, отменный.
Крутой такой, по имени «Кристалл».

Немало вас весёлых там собралось,
азартных и рисковых игроков.
Снуют с углём, нещадно спотыкаясь,
чтоб получить свой ключик от оков.

Помимо тачек есть ещё работа.
Недавно друг замешивал цемент.
Фундамент залит, статуя готова.
Там будет про Курбана монумент.

Не будем все описывать невзгоды.
Ведь миг свободы скоро подойдёт.
В таверне соберёмся все с друзьями,
И Барфос пива в кружках поднесёт…

[Стасичка]

Работа №5

Правдивая песнь счастливого Надсмотрщика!


В подземелье я ушел
Будучи плохим воякой
Потрепать бы языком вволю
Без причины всякой
Я готов и день и ночь
Сплетни разнрсить по свету
И поэтому народ
Заказал мне вниз карету.
Мне на каторге раздолье,
Слушателей масса,
Кто осмелится дерзить-
Отправляю в карцер
Каторга родной мой дом,
Подземелья своды-
Станут радовать народ
И людей и гномов.
А пока весь честный люд
Воровать и грабить,
Врать, стрелять и убивать
Враз не перестанет,
Буду я нести свой пост,
Жаль лишь только стоя,
Хотя, глогольства в полный рост
Народу слышно боле.
Но я стою уже сто лет,
А я ведь старый человек,
Ну дайте что ли табурет,
А лучше стол и кабинет!
Еще бы вкусный мне обед,
А так, спасибо, Всем привет.

[Стасичка]

Работа №6

Когда то зарегился я в техномагии,
Сначала вдуплялся, что, где и как.
Но время проходит, познанья приходят,
И вот уже можно хоть книгу писать.
Игрался я долго, ночами не спал
Тут гномы и хумы воют бесстрашно
И каждый свой скальп бережёт от врага.

Но есть и другая сторона медали, иная,
Не все ведь так просто, как кажется сразу.
Доспехи, оружие, эли, медали.
Они стоят денег, а достать их не просто.

Есть несколько вариантов решенья проблемы,
Но есть и загвоздка, не все ведь законны.
Есть люди, которые хотят быть бойцами, сейчас же,
И к цели хотят прийти быстро, и сразу, без вложенья реала,
И начинают они мультоводство,
Установку программ незаконных (пиратских).

Но есть в игре бдительный Админ,
Который следит за порядком в игре.
И есть наказанье за нарушения, -
В законе прописано КАТОРГОЙ звать.

Все знают об наказанье, но многие думают что пронесет.
Но все это временно, возмездье нагрянет!
За это пойдут они тачки катать,
Там холодно, сыро и света не видно.
Не стоит ребята туда попадать!

Давайте играть, не нарушая законов,
Что б мог ты ответить, что сделал всё сам.
Что б был ты примером, а может легендой,
Для тех поколений, что ждут впереди!

И в завершении хотелось сказать вам:
Сначала подумай, сто раз передумай,
Затем соверши свой отчаянный шаг.
Жалеть о содеянном будешь в двойне ты,
Но «поезд ушёл» и его не вернуть.

[Стасичка]

Работа №7

Мульт и Каторга

Однажды «Мультику» в приват
Какая-то скотинка мат послала.
А «Мультик» был ни в чем не виноват,
И уяснить не мог за что ему попало.
Он тихо древня бил, ни с кем не пререкался,
С какого бодуна тот хмырь к нему нарвался?
Наш «Мультик» был из честных работяг.
Рубил он древней с вечера до ночи,
Копил деньжата, чтоб однажды хумам врезать так…
Не забияка, не бездельник, не дурак короче…
А тут какой-то, понимаете чудак…
Не в силах объяснить подобного явленья,
Бьет древня дальше «Мульт». Бац! Снова сообщенье:
«Ах, ты такой-сякой и так твою разтак».
«Мульту» бы надо древня бить, но «Мульт» в недоуменье:
За что и почему такое обращенье?
Он не хамил, не оскорблял, не приставал.
Он даже анекдоты не травил, ну не было настроя.
Спокойно с древня щепку ковырял.
На локе их осталось только трое -
Один был бот, тупой, глухой и молчаливый.
Про бота что сказать, программа есть программа.
А третий был вояка-удалец, не то чтоб очень сильный,
Но видно шибко умный и до одури упрямый.
Упорно за «Мультом» лез в каждый божий бой,
Хотя вокруг свободных древней было валом,
А повалить бревно с удара мочи не хватало
И древни убегали, так бывало. И «Мультик» их спокойно добивал,
И дроп, естественно весь забирал с собой.
Ну «Мультик» же не виноват, что вот такие древни-бяки,
И дроп не повод же совсем для ссоры и для драки.
Тем более для грязных слов, про маму,
Сестру и прочую родню которые из грязной глотки гада
Лились на «Мультика» потоком водопада.
И тут настал терпению «Мульта» конец!
И получил за все свои слова сполна наглец!
Нет, «Мультик» наш не стал ему уподобляться
И матом отвечать на мат. Не стал и разоряться,
На свиток нападенья тратить кровные гроши.
Такому дураку хоть кол на голове теши
Не будет проку. «Мульт» наш кнопочку нажал,
Сфотографировал нахала перлы и послал…
Куда? Кому? Ну мне ж вам объяснять не надо?
Вот! КУДА надо, вот туда-то и послал. И КОМУ надо!
Минуты не прошло, как матершинник-неудачник
Из локи мирной испарился без следа.
Теперь он матерясь катает тачки
На каторге:- «Эй, веселей ходи дружок, туда-сюда»!

Вот черт, опять же нужно выводить мораль.
Ведь без морали басня - шваль.
Мораль - блюди закон, закон суров:
Не надо «заводить» «Мультов».

[Стасичка]

Работа №8

ПЛАЧ КАТОРЖАНИНА


Где ты, где, родной Кхатог?
Где родимый мой порог?
Где любавушка моя,
Сердцу вечно милая?
Жил спокойно я в селенье,
В меру пил и воевал,
После воинских учений
Шёл с друзьями на привал.

Побывал я в Соли-Доре,
Катакомбы изучил,
На арене, в битве-споре,
Ранг свой первый получил.
Всё теперь осталось в прошлом:
Свет родного очага,
Шутки в стане скоморошьем,
С моба звонкая деньга…

Осерчали, видно, боги:
Был я в чём-то виноват.
Кандалы сковали ноги,
Всё… теперь я – арестант.
В мрачных шахтах-подземельях
Каторжане дни влачат.
Нет здесь места для веселья,
Ведь кругом – кромешный ад:

Тачки, полные породы,
Непосильно-тяжкий труд.
Быстрые, как птицы, годы,
Превратились в вечность тут.
Знаю: нет мне искупленья,
И судьба моя – тюрьма.
Я во сне ищу забвенья,
Чтобы не сойти с ума.

Снятся мне крутые горы,
И драконы в небесах,
Там, в горах – любимый город…
Коль бывают чудеса,
То однажды на свободу
Выйду я из мрачных стен,
Сдам надсмотрщику породу,
И закончится мой плен.

Выберусь из подземелья,
Упаду лицом в траву,
Очумелый, как с похмелья,
Тонкий стебелёк сорву,
Чтоб вдохнуть благоуханный
Аромат живой земли,
Чтоб из глаз моих нежданно
Слёзы счастья потекли.

[Стасичка]

Работа №9

Баллада о старом каторжнике.

На камне у опушки старик седой сидел,
И юноша кудрявый в глаза ему глядел.
“Скажи мне, господин, откуда родом ты?”
И встрепенулся старец, разгладились черты.
Взглянул он строго на мальчика того,
Но голос, зазвучавший, не испугал его.
И полилась тут песня о юности былой,
Про доблесть и отвагу, разгромленных врагов.
Как будто б вновь прошел он по тропам боевым...
Но вот сидит он старым, разбитым и больным.
И как же это вышло, как получилось так,
Что на челе героя стоит клейменый знак?
И, посмотрев на парня, беспечный его вид,
Вдруг вспомнил он невзгоды, и помрачнел сей лик.
Бывает и сильнейший споткнется на тропе,
А за свои ошибки заплатишь ты втройне.
И меч твой верный - старой тележкой заменят,
Возить тяжелый груз в ней начальники велят.
Но разве ж наказанье бывает без вины?
Есть время поразмыслить, зачем мы рождены.
И так луна за солнцем, и снова вот луна,
На каторжных работах вся жизнь его прошла.
Но вдруг старик поднялся, взял свой ржавелый меч:
“Послушай, милый мальчик”,- так начал свою речь.
“Будь честен ты со всеми, врагов не унижай,
Трудись сам и на спинах друзей не выезжай.
Руби мечом отважно врагов своей семьи,
Услышишь зов молящий - беги на помощь ты.
Тогда счастливым будет жизни твоей путь,
И в старости себя не сможешь упрекнуть.
Учись прощать и делай лишь добрые дела,
И помни в назиданье, как жизнь моя прошла”.
Сказав такое слово в учение юнцу,
Сей мудрый старый воин стряхнул с щеки слезу.
И, взяв свою котомку, пошел он далеко,
Туда, где жили предки, где все было легко.

[Стасичка]

Работа №10

Узник
Рассвет давно пришел, но в мраке полутемном
Стою я в шахте и сжимаю сталь,
Лишь где-то в сердце стрункой звонкой
Играет колкая печаль.
Стою и думаю о жизни,
О том что мог на воле сотворить,
О верных преданных сокланах
О громких битвах, что во веки не забыть.
Еще недавно был я человеком,
Великим воином одетым в фулл ПВ,
Но затуманен разум был наживой,
И сослан я на каторгу за ДВП.
Кирка мне заменяет острый меч,
Сырая роба – крепкие доспехи,
Здесь уголь добывают вместо ресов
И возят на телеге в жутком спехе.
Раскаенье пришло но было поздно,
Судьбою мне был послан этот крест,
Чтоб на своих ошибках поумнел я,
Трудом тяжелым исправляя свой арест .
Телега громко скрипнула и ,опрокинув уголь,
Я медленно направился к вратам,
В последний раз окинув взором шахту,
Я искупил вину свою сполна.
Одел на тело крепкие доспехи,
Умело подпоясал острый меч,
И поспешил к стальным вратам на выход,
Охранник с перепугу отдал честь.
Вернулся к прежней жизни я друзья,
Но тот урок запомню и надолго,
Лишь тот отважен в сердце кто себя
Уважит не приветствуя пороки.

[Стасичка]

Работа №11

КАТОРГА
Уже веками идет ужасная война,
И боги Элинора со слезами смотрят на нас
«Не для этого создавали мы вас
Уж если разные вы на столько
И хоть устроили вы здесь бойню
Но близких предавать не хорошо
И не простим мы вам этого»
И тут раздался ужасный гром
Две расы ахнули хором
И побросали все мечи
Смотря на небо упав на колени
Молится начали, и просить прощенья
Но Боги тоже не дураки
«За грехи ответите свои»
Уж сколько шел Божественный суд
И было тысячи «Иуд»
Всех грешников на каторгу, без исключения
Сделали Боги заключение
Пускай угля они поносят
И тогда грязные делишки они бросят
Не многим удавалось вернутся оттуда
Падали замертво от невыносимого труда
И на последней ступени подъема
Того что ведет из копи, до родного дома
Написаны такие вот слова
«Никогда не вернусь я сюда
Уж лучше сорок раз умереть
Чем снова все это вытерпеть»
Уж если живешь ты не честно
То на каторге тебе самое место

[Стасичка]

Работа №12

Для закона все ровны,
Гномы или люди,
Коль проступок совершил,
То найдуться судьи.
Не успеешь слово молвить,
Тормознуть на вираже,
А тебя арестовали,
Ты на каторге уже!
Сливки общества вокруг,
Мультоводы,аферисты,
Ботоводы и жульё,
Вообщем разные артисты!
Для здоровия полезно,
Получив по шапке строго,
Поглощая кислород,
Помахать кайлом немного.
Тачка верною подругой,
Станет на какой то срок,
Вообщем есть над чем подумать,
Достовляя уголёк!!!

[Стасичка]

Работа №13

Пыль…Она не была вокруг, как казалось сначала, нет. Она была ИМ… А он - был ею… Курт помнил мысли, которые роились у него в голове в первый день каменоломен. Ветерану битвы за Соли Нар казалось что уж выдержать ЭТО ему точно не составит труда, пускай слабые и убогие и передают шепотом рассказы о месте, которое ломает даже Великих. Пускай он сам видел, каким с шахт вернулся верзила Маркас, который в том памятном сражении при маяке на глазах у Курта разрубил Разящим пополам гнома в полной защитной броне Гадзога. Маркас, который был способен принять на щит не один Сокрушительный Удар, крякнуть, выматериться и прошипеть сквозь плотно сжатые зубы: «Ну ничего, щя я вам ваши бороды на кулак - то поднамотаю!!!» .Он был худ как ветка, и бледен как летучая мышь, единственная обитательница тех мест с которых он вернулся. Его руки выплясывали какой-то странный танец, независимо от воли хозяина, а грудь вздымалась часто-часто, при этом делая мелкие вздохи, словно воруя воздух у окружающей среды. Курту еще тогда подумалось, что его знакомец как будто бы боялся вдохнуть что то не то…
Теперь он знал, почему бывалый вояка так боялся дышать. Здесь по-другому было нельзя. За каждый вдох полной грудью, человек расплачивался десятью минутами приступа удушающего кашля, разрывающего из нутрии легкие, когда казалось вот-вот, еще чуть-чуть и ты душу свою выкашляешь на каменный, отшлифованный тысячами ног пол. И инстинктивно в этом адском месте человек начинал дышать маленькими рывками, стараясь не пустить пыль внутрь. Люди здесь практически не разговаривали друг с другом, отчасти из-за пыли, отчасти из-за стыда, потому что о чем разговаривать, если все они здесь были нарушителями, изгоями из своих кланов, попавших в эту преисподнюю за нарушение одного из вечных законов существования Людской расы.
Пыль… Резь в глазах давно уже перешла границу невыносимой. Абсолютно красные, без белков глаза здесь были Абсолютно нормальным явлением. Это была не та, привычная воинам смесь гари, сора и пепла которой был пропитан воздух каждый раз после того, как гномы использовали свою проклятую Эквиль Пиротехнику, когда казалось что все вокруг становилось пропитано запахом горелой плоти и целые бараки полные вонами Гвардии взлетали на воздух. Нет. От этой пыли нельзя было спрятаться, убежать или прикрыть лицо мокрым куском рубахи. А что же касалось самого слова «мокрый» то оно воспринималось здесь скорее как шутка, как непозволительная роскошь, о которой можно разве что помечтать на коротких промежутках отдыха.
В четырехчасовые периоды сна Курта мучили кошмары. Гномы, устроившие им засаду в механизме, который по мнению Златована когда-то летал. Детонация бочек с горючей смесью под Соли Наром, - тот проклятый день когда взрывом была убита половина его когорты и осколками порвало всех пятерых Рыцарей, а ему, простому Оруженосцу тут же, на поле боя пришлось принимать на себя полномочия офицера, и уводить дезориентированные остатки своей боевой группы назад, в пригород Соли Дора для объединения с другими ошметками некогда могучей и великой Армии Людей.
А еще… еще ему снился тот разговор погожим ясным утром ,когда он и думать не думал ни о какой каторге, считая ее уделом воров, убийц и мошенников.
ДВП. Для Курта эти слова ничего не значили. Закон Людей гласил: «Да не позволит себе ни один воин, охотник или ремесленник воспользоваться плодами деяний наставников своих, ибо не доспех выигрывает бой, а человек в доспех облаченный и ни одно оружие не сломит врага без умения обращаться сим оружием!» Говоря простым языком – зеленым Оруженосцам, пускай даже и ветеранам Соли Нара запрещалось даже прикасаться к священным регалиям великих бойцов расы человеческой. К их доспехам, оружию, к их рунам или магическим свиткам. Им запрещалось пользоваться материальными благами, добытыми их родителями и их наставниками. «Воин должен всего добиться сам!» Говорил в тех случаях закон. Мнение старейшин в таких обстоятельствах было непреклонным – заслужи, докажи что достоин, что сможешь совладать со всей мощью желаемого – потом получи и пользуйся. В доме Курта – как и в доме Себастьяна и Саймона, его лучших друзей, хранились магические доспехи их покойных братьев и отцов. Доспехи Черных Рыцарей. Любой мальчишка десяти лет отроду был уверен, что одев эти атрибуты бойца сможет в одиночку сломить «Железный Кулак» армий малорослых воинов – гномов.
Но… правда оказалась намного жестче чем мечты мальчишки.
- Да что с нами случится, Курт? Мы- ОРУЖЕНОСЦЫ!!! – говорил тогда Саймон, самый горячий из их троицы - через пол года, максимум, год мы сами получим этот доспех! В соолике наши гибнут, пока мы тут в бирюльки играем с этим старьем! - при этом он провел руками по своему старому Доспеху Жизни, как бы приглашая друга разделить его негодование по поводу старого комплекта – Соглашайся!!!Себастьян боится, но он уступит нам двоим, ведь ты знаешь, куда двое –туда и третий, ведь так?!?
-Это ДВП Саймон. Нас выгонят из Гвардии и отправят на каторгу. Ты этого добиваешься?
Это были его слова. Он отпирался, хотя внутри уже согласился с доводами друга. Себастьян тоже недолго продержался под напором двоих своих друзей, и следующим же утром три новоявленных Рыцаря вышли на тропу войны. Сила, данная им магическими комплектами, пугала и внушала уверенность одновременно. Дальше все было менее пафосно. Засада гномов. Удар топора, сила хозяина которого была удесятерена берсерком, снесла голову флегматику Себастьяну. Неуклюжая от чрезмерно большого количества вложенной в нее мощи молния Саймона, отраженная в своего создателя ловко подставленным гномьим щитом , разорвала родного друга от паха до плеча. И он, Курт, пытающийся заключить доступный ему океан энергии в простенькое заклинание Противостояния, чувствующий накатывающие вместо этого волны Боевого Безумия. Почему его не убили? Он часто думал над этим. Кто-то когда-то говорил ему, что закон баланса возможностей, или на молодежном сленге просто денежно-вещевая прокачка в ходу и у гномов. Скорее всего, рыжий гном, который огрел его по башке рукоятью своего кастета вместо лезвия, догадался как на двадцати четырехлетнем юноше оказался комплект бичей гномов Черных Рыцарей, и почему три элитных воина людей не смогли оказать даже мало-мальски достойного отпора гномьей пятерке. Курта, оглушенного и дезориентированного нашли возле ограды Лонгхольма. Рядом, грудой бесполезного железа, валялся бесценный доспех. Коротыши россудили, что смерть – или на полузабытом языке древности – БАН слишком слабое наказание для юнца, поправшего древние законы своих предков.
Потом был Суд Советников Элинора. Потом…
Потом была ПЫЛЬ. Сколько ему еще осталось? Была ли каторга – вечностью? Была ли каторга смертью? Или была ли его ЖИЗНЬ каторгой? Была ли она позором, проклятием? Или она была заслуженным искуплением, избавлением от мук совести за гибель друзей, за нарушение закона? Курт не знал. Колеса груженой камнем телеги гулко тарахтели по каменному полу и это был единственный звук, который не глушила бы пыль…

[Стасичка]

Работа №14

Предать идеалы

Новый день на каторге. Утреннее солнце осветила уставшую землю. Здесь, на этой территории провинившиеся заглаживают свои проступки.
5:30 Утра. Время подъема. Громкий крик будит всех, кто был в бараках. Во втором бараке 43 Гнома по списку, но сегодня вышло лишь 41, еще двое не проснулись, и никогда уже не проснуться.
Страх, усталость и обреченность была на глазах построившихся. Все они в чем-то повинны. Кто торговал контрабандными ресурсами, кто попался за воровство, а некотрые просто дезертировали. Всех судят одинаково – Рабский труд. Многие не выдерживали и заканчивали суицидом, другие же от полученных травм и болезней помирали прямо на работах. Самые крепкие и мужественные держались до последнего – надеясь, что доживут до срока и их выпустят на свободу.
- Интересно куда нас сегодня отправят?
- Только бы не на штольни,
- Может сегодня смилуются и отпустят по раньше отдыхать
- А что сегодня на обед?
Подобные фразы звучали каждое утро, и каждый раз никто не мог дать окончательного ответа.
Сегодня был особый день. Сегодня все пойдут работать на час позже, ведь привозят новых заключенных. И вот к колоне подходят Псы ведущих новеньких. Псы – местная власть, деспоты, у которой слишком свободны руки, им ни чего не будет если они убьют вас.
- И так – Начал Старший Пес, обращаясь к новеньким – Сегодня, вы приступите к исправительным работам. Вы позор общества, будете выполнять самую тяжелую и отвратительную работу. Затем он захохотал, взял в руки свой хлыст, и рассек им одному из новых спину. Новичок упал на землю с криком от ужаса. Кровь сочилась из разорванной раны. Не каждый мог одним ударом нанести такие повреждения.
- не повезло парнишке – прошептал кто-то в толпе
- МОЛЧАТЬ! – Крикнул Старший – Хэнк, Стойк – проведите наших гостей до их нового места, а этот кусок мяса добейте и закопайте где-нибудь.
И вот начался день. Старший пес сегодня отправил первую группу на очистку сточных каналов. Работа не тяжелая, но очень отвратительная. И подцепить болезнь как пить дать сможет каждый, ведь о МК-1 И мечтать не приходиться.
Группа приступила к работе, снова засорился второй сектор, необходимо спустить в трубы и пробить затор, а ведь там обитают чудовищные крысы и Кровососы. Первый спустился по веревке, за ним второй и так далее.
- Ну что друзья, передохнем да двинемся – предложил Верном ( Вернома все уважали, ему оставалась лишь пара недель до воли) – или сначала пробьем пробку, а за тем уж посидим?
- Ребят, а вас не пугают, те кто обитают в этой канализации – спросил новичок
- Пугают, конечно, но смотри – Сказал Верном и начал отодвигать куст – где же оно…
Минуту спустя, Верном показывает новичку свое самодельное копье
- Конечно, начать бунт с ним не реально, это копье не пробьет броню стража, а вот кровососы и крысы прекрасно нанизываются на него.
Эти слова немного успокоили новичка. Он зажег лампу и они пошли вдаль по трубе. Они шли примерно уже полчаса, но затор так и не было видно. Внезапно впереди раздался шорох.
- Крысы???
- Не похоже
- Тише
- Но…
- Тише я сказал! Потушить фонарь.
И в правду это были не крысы. Это был отряд гномов, не понятно как пробравшихся в канализацию. Они сидели в туннеле, не подозревая, что они обнаружены и о чем, то болтали.
- Как они попали сюда, и о чем они говорят
- Я немного знаю их язык – сказал новичок - они говорят, что-то о хорошем плане, о искусственном заторе и тайном ходу в нашу канализацию
- Мы должны предупре…
- Нет
- Но почему???
- Из-за кого мы попали на каторгу, из-за кого мы рвем свои спины, из за кого мы копаемся в отходах, я не собираюсь им помогать
- Мы же сами виноваты
- Заткнись! Я не желаю тебя слушать
- Нет, мы обязаны предупредить, иначе Гномы возьмут нашу деревню!
- Только попробуй, я и насажу тебя на копье как крысу
Мысли новичка были запутанны, он одновременно боялся Вернома, и хотел спасти свою деревню. Он понимал, против Вернома у него мало шансов, вот если бы он уговорил остальных двух помочь ему.
- Парень, слушай – обратился он к одному из них – как тебе Верном?
- Он не плохой человек, но последнее его заявлении заставило меня усомниться в нем
- Вот и я о том же, слушай, надо его остановить и пойти предупредить
- Но как? Он виртуозно владеет своим копьем, а Стэнли просить бессмысленно, он никогда не нападет на человека, вера такая.
- Тогда нам ни чего не остается, как выкрасть у него копье
-???
- Я отвлеку его, а ты постарайся сзади выхватить копье и пронзи его им
- Не знаю, смогу ли я
- Сможешь
- Давай попробуем
Новичок подошел к Верному, а Кром подобрался сзади готовый выхватить копье
- Чего тебе?
- Да так ничего – Сказал новичок, и внезапно кинул в Вернома камень. Но Вермон поймал камень рукой и уже начал тыкать копьем, как Кром выдергивает его.
- Предатель – сказал Верном, и пока Кром пытался атаковать его, успешно кинул в него камень. Попадание в висок. Кром рухнул. Мысли новичка запутались, весь план провалился, он не знал, что делать. Вермон взял копье и начал надвигаться на него.
- Думали, что обманули меня? Я прекрасно видел как Кром подкрался ко мне, но я не ожидал, что он выхватит копье, а теперь твоя очередь принять его участь.
- Одумайся
- Я уже сказал свое слово парень, я не хочу тебя убивать, но видимо придеться.
Верном нанес удар. Копье пробило новичку плечо, и он рухнел на землю
- Нет..
Следующий удар был грудь, но чудом не попало в легкое.
- Пожалуйста – вломился он, кровь текла из его рта – подумай о родных
- Они упекли меня – удар был нанесен в сердце, новичок дернулся в агонии и умер
Верном принялся чистить копье, как вдруг, упал замертво. Сзади него стоял Стэнли с окровавленным камнем в руках.

Позднее Стэнли вылез из канализации и рассказал о произошедшем. Атака гномов была подавленна. Ход в канализацию найдет и заделан. Стэнли был не только амнистирован, но и принят в ряды солдат. Но лишь одно ни кто не узна лишь одно – Как Стэнли, не взирая на свою веру, смог убить человека.

[Стасичка]

Работа №15

Каторга.
А дело было так. Однажды вечером, захотелось приключений. Сильно захотелось. И вроде везде почти был, в игре, многое видел, но жажда новизны не давала покоя. На преступление я не пошел, но вот раздобыть информации о каторге надо. И отправился к старосте Корагору.
Попросил его мне рассказать про каторгу. Мне повезло. У старосты было как раз свободное время. И вот, что он мне поведал. Место это гиблое. Но всякий туда попавший может выбраться. Труд помогает искупить свои грехи, а заодно поразмыслить над жизнью прошлой и будущей. Есть три вида наказаний: 500, 2500 и 7500 тележек. В подробности видов наказаний он не вдавался, из чего можно сделать вывод, правила есть, надо их соблюдать, а наше отношение к ним это наше личное дело. Попав на каторгу, нужно взять задание у смотрителя, и приступать к работе. Которая не так проста, как может показаться. Конечно, загрузить телегу углем просто, но ведь надо ее довезти до смотрителя. И желательно кратчайшим путем. Но на этом пути постоянно попадаются другие каторжане. Кстати, каторга и для людей, и для гномов одна, находятся они там вместе. И как не противно общество людей его придется терпеть. Сделать то ведь ничего нельзя. Правда, можно купить телеги у надзирателя, или сразу ключ от кандалов и бежать. Коррупция. Но не все так поступают. Да, прежде надо будет привезти смотрителю хотя бы 50 телег с углем, чтоб «примелькаться» надзирателям. Ловить там нечего, и в прямом и в переносном смысле. Этими словами староста закончил свой рассказ. Я поблагодарил его и пошел своей дорогой.
Да. Надо еще раз перечитать пользовательское соглашение
http://info.tmgame.r...ules/agreement/
вдруг что забыл, а проливать пот на каторге ой как не хочется, тем более мир Элинор очень интересен, и открывает передо мной массу возможностей.

[Стасичка]

Работа №16

Зачарованная каторга Элинора

Desine sperare qui hic intras
(оставь надежду, всяк сюда входящий)
I
Кхадгор сидел за огромным, «президентским» письменным столом в своём кабинете, и озадаченно почёсывал бороду. Эквиль, устроившаяся в шикарном кожаном кресле напротив и листавшая глянцевый журнальчик, заметила растерянность мужа, и лениво поинтересовалась:
- Ты чем-то расстроен, дорогой?
- Не то чтобы я расстроен, пока что, скорее, пребываю в недоумении…
- И что же могло удивить моего многомудрого мужа? – чуть иронизируя, полюбопытствовала Эквиль.
Похоже, Кхадгор был действительно не на шутку встревожен и нуждался в «свободных ушах», потому что, не обращая внимания на явное подшучивание, взялся излагать жене свои соображения:
- Вчера я снял статистические данные с наших магических стражей, которых мы с тобой поставили на каторге. Что-то в их отчётах не так. Но и ошибки быть не может…
- А что не так? – Эквиль даже слегка оживилась, предчувствуя что-то не обычное.
- Вот смотри, - Кхадгор придвинул к ней листок со столбиками цифр. – Это табличка за прошедший месяц. В графе «прибывшие» отмечается число тех, кого мы отправили на каторгу, в графе «убывшие» - общее число тех, кто выкупился, или подал заявку на эвтаназию, или перевёз положенное число тачек и освободился. В графе «работающие» отмечается количество тех, кто, в соответствии с нашими повелениями, вывозит руду и сдаёт её стражам.
- Ты так тщательно всё продумал, милый. Ты прирождённый повелитель! – нежно проворковала богиня, явно желая польстить самолюбию супруга.
Однако тот лишь нетерпеливо отмахнулся:
- Может быть, статистику я веду и неплохо, но вот что там, в рудниках, происходит, уразуметь никак не могу. Судя по отчётам, общее число каторжан значительно больше, чем число работающих особей, приносящих пользу и доход. Чем занимаются остальные? Может, ищут способы бегства? Готовят заговор? Таких «мёртвых душ» с каждым месяцем становится всё больше, а наши заклинания, удерживающие пленников на каторге, не всесильны. Если число каторжан превысит некоторое значение – чары рухнут, и все эти преступники окажутся на свободе!
После такой новости Эквиль тоже стало не до шуток: проблема оказалась даже более серьёзной, чем можно было предположить.
- Скажи, о мой божественный супруг, а мы можем усилить наложенные на каторжные копи чары? – вопросила она, от волнения переходя на «высокий штиль».
Кхадгор отрицательно покачал головой:
- Нет, дорогая, это невозможно. Ты ведь знаешь, что на каждый квадратный сантиметр площади может воздействовать лишь определённое количество магической энергии. Превышение концентрации магического воздействия приводит к коллапсу пространства и аннигиляции. Я изначально наложил на шахты заклятия, которые по силе близки к порогу допустимого.
- Значит, мы можем удерживать на каторге лишь строго определённое количество пленных? - происходящее нравилось Эквили всё меньше и меньше.
- Вот именно, моя божественная супруга, вот именно, - ничуть, впрочем, не насмехаясь, пробормотал Кхадгор. – И если это стало известно самим пленным – нас могут ждать серьёзные проблемы. Я всё больше и больше опасаюсь заговора.
- Так что же мы будем делать?
- Для начала нам не мешало бы выяснить, что же происходит там, в подземельях. Но сами мы не можем отправиться туда – наши охранные заклинания следует поддерживать извне, и это под силу только нам с тобой, дорогая.
- Значит, нужно отправить туда кого-то из наших помощников! Я уверена, среди них найдутся добровольцы! – слегка воодушевившись, воскликнула богиня.
- Да, найдутся, в особенности, за хорошее вознаграждение, - слегка остудил её пыл Кхадгор. – Но сама идея не лишена смысла. Значит, так и поступим.
- Но стоит ли сообщать нашим добровольцам о том, что чрезмерное количество пленных приведёт к перегрузке охранных чар и освобождению?
- Нет, моя милая жёнушка. Вот этого нам делать ни в коем случае не стоит, - хмыкнул слегка повеселевший Кхадгор.

II

В большом зале, расположенном в самом сердце божественных чертогов, за огромным, богато убранным и заставленным изысканными питиями и яствами обеденным столом, расположились боги Элинора – Кхадгор и Эквиль, и их преданные помощники. С удовольствием продегустировав пару десятков блюд, присутствующие, наконец, приступили к делу, ради которого собрались. Слово взял Кхадгор.
- Наши уважаемые друзья! – зычным голосом начал он. – Сегодня мы, боги Элинора, обращаемся к вам, нашим верным соратникам, с просьбой о помощи.
- Приказывай! Говори, что нужно сделать! Конечно, поможем! – раздались со всех сторон голоса гномов и людей, позабывших на несколько часов о своих распрях.
Кхадгор поднял руку в повелительном жесте, и гул тут же смолк.
- Мы не сомневались в вашей преданности и самоотверженности, друзья, - возвестил он. – Однако сегодня мы потребуем от вас чего-то небывалого: одному из вас предстоит добровольно отправиться на каторгу, и провести там столько времени, сколько потребуется, чтобы разузнать ответы на все наши вопросы. Кто из вас готов удалиться от солнечного света, от друзей и врагов, от битв и торговли, и провести несколько недель, а может, и месяцев, в тёмных сырых рудниках, таская, наравне со всеми, тяжёлые тачки?
В обеденном зале повисла напряжённая тишина. Каждый из присутствующих, кроме, разумеется, Кхадгора и Эквиль, спрашивал себя: «А оно мне надо? А выдержу ли я?» Боги озабоченно переглянулись: похоже, никому из пришедших на совет людей и гномов не улыбалось терять своё время и здоровье ради неких непонятных целей.
- Я был бы рад рассказать вам, зачем нам понадобился такой доброволец, - не дождавшись ответа, заговорил Кхадгор. – Однако информация эта довольно секретна, и сообщена будет только одному из вас – тому, кто возьмётся исполнить нашу волю. Единственное, что могу пообещать: награда будет очень весомой.
Через несколько секунд один из гномов – Сергиус Бизониус – нерешительно поднял руку.
- Говори, воин, - разрешил Кхадгор.
- Думаю, я готов выполнить все ваши распоряжения, о боги! – отозвался тот.
Кхадгор в задумчивости погладил свою ухоженную, окладистую бороду.
- Молод ты, мальчик. Юн и горяч. Уверен, что тебе по силам такое задание?
Сергиус поднялся со стула и заговорил торопливо:
- Кому, как не мне, отправиться на каторгу? Я молод и здоров, у меня вся жизнь впереди, и даже если несколько недель я проведу под землёй – это не повлияет на мою дальнейшую судьбу. Я жажду приключений – и вы предлагаете мне их!
- Даже нам не дано знать всех последствий того или иного действия, - печально проговорил Кхадгор. – Впрочем, похоже, выбора у нас нет. Да будет так! Сегодня гуляй и пируй, прощайся с друзьями. Завтра же мы с Эквиль расскажем тебе все подробности и переместим тебя на каторгу.
Закончив свою речь, Кхадгор подал руку своей супруге, помог ей подняться из кресла, и увёл в свои покои. Гости посидели ещё немного за пиршественным столом, обсуждая новости и сплетни и потягивая тонкие вина из погребов самого Кхадгора, после чего потихоньку разошлись.

III

Утром следующего дня в кабинете Кхадгора собрались трое: сам хозяин кабинета, его супруга – прекрасная Эквиль, и юный гном Сергиус Бизониус. Боги выглядели озабоченными и слегка помятыми, словно трудились всю ночь, мальчишка же сиял и лучился свежестью и силой. Эквиль даже невольно залюбовалась на миг его гордым профилем и мускулистыми руками.
- Вижу, ты явился, Сергиус, - заговорил тем временем Кхадгор. – Помни, ты всё ещё волен отказаться от добровольного заточения.
- Я не передумаю! – решительно тряхнув рыжей гривой волос, отвечал гном.
- Что ж, тогда слушай, юноша. Как тебе, несомненно, известно, каторга появилась в Элиноре недавно. Постепенно мы выявляем среди разумных обитателей нашего мира тех, кто преступает установленные нами законы, и отправляем их в заключение. Поскольку нам претит всяческое насилие, мы не пожелали набирать надсмотрщиков из числа людей и гномов, которые стали бы издеваться над пленниками, избивать и унижать их. Вместо этого мы наложили на каторжные копи несколько мощнейших заклинаний, и поставили там двух магических стражников, единственная задача которых – учитывать число тачек с рудой, привезенных каждым пленником. В наших рудниках нет ни монстров, ни паразитов, там довольно тепло и светло, наши пленники не нуждаются ни в еде, ни в питье: они постоянно сыты. Благодаря магическому воздействию, в рудниках невозможны хвори, исключены сражения между людьми и гномами. Думаю, мы создали идеальную тюрьму, где нет ни болезней, ни голода, ни насилия! – тут Кхадгор не удержался, и слегка выпятил грудь, словно подчёркивая свои заслуги.
Сергиус послушно выкатил глаза и многозначительно поджал губы, выражая немое восхищение божественной изобретательностью и гуманизмом. Кхадгор удовлетворённо ухмыльнулся, но потом снова нахмурился:
- Выйти с каторги можно несколькими способами: перевезти положенное количество тачек с рудой, или выкупиться, или подать заявление на эвтаназию и навсегда покинуть мир Элинора. Так вот, недавно мы начали замечать, что некоторые наши пленники не делают ни того, ни другого, ни третьего. И таких «мёртвых душ» становится всё больше! Мы не знаем, что с ними происходит, и чем они занимаются, и не можем узнать это сами.
Тебе, Сергиус, как раз и предстоит под видом обычного пленника отправиться в рудники и разузнать, что там происходит. На тебя, как и на прочих пленников, будут наложены заклятия арестанта – среднее наказание, которое соответствует двум с половиной тысячам тачек руды. Вернуться ты сможешь только тогда, когда перевезёшь положенное количество тачек, или когда подашь магическому стражнику заявку на выкуп. Разумеется, денег тебе платить не придётся: необходимую сумму мы внесём сами. Теперь, когда ты знаешь подробности задания, пути назад у тебя уже нет.
Запомни, Сергиус! Никто не должен знать о том, что ты – не простой пленник. Для всех, кого встретишь там, ты – самый настоящий преступник, сосланный на каторгу за оскорбительные слова в адрес наших помощников, и ожидающий, что тебя выкупят твои друзья и родственники, а пока – смиренно перевозящий свои тачки. Уразумел?
С этими словами Кхадгор поднялся из кресла и, возложив свои огромные, тяжёлые ладони на рыжую маковку гнома, громогласным речитативом проревел несколько фраз на древнеэлинорском языке. Вокруг Сергиуса закружились, всё ускоряясь, какие-то цветные сполохи, а когда они исчезли, гном обнаружил, что находится в огромной подземной пещере, едва освещаемой мерцанием несгораемых факелов. «Ну, здравствуй, каторга!» - подумал он, чувствуя, как учащается его дыхание и начинает взволнованно трепетать сердце.

IV
Даже подслеповатые после яркого освещения божественных чертогов глаза Сергиуса заметили в этой сумрачной пещере множество фигур – гномьих и человеческих. Некоторые из них двигались, толкая перед собой тяжелогруженые тачки с рудой, другие – проталкивались к выходу, катя за собой пустые тележки. Но были здесь и неподвижные фигуры, которые показались Сергиусу какими-то неестественными. Именно к ним-то и двинулся юный разведчик, сразу заподозрив, что это и есть те «мёртвые души», о которых говорил Кхадгор.

Подойдя к ближайшей из фигур, Сергиус распознал в ней истощенного, кажущегося полупрозрачным человека. Человек замер в какой-то странной позе: одна его рука была отведена назад, другая – вытянута вперёд, словно человек пытался плыть, делая широкие гребки. Глаза человека смотрели то ли вдаль, то ли в никуда, а лицо его казалось и отрешённым, и печально-безнадёжным одновременно.
- Скажите, уважаемый, что с Вами? – обратился к нему Сергиус, но никакого ответа не последовало.
Тогда юный воин решился прикоснуться к человеку, чтобы привлечь его внимание, и едва не вскрикнул, обнаружив, что рука свободно проходит сквозь полупрозрачное тело, как сквозь воду, ощущая лишь слабое тепло и плотность. Понимая, что от этой фигуры добиться ответа не получится, Сергиус отправился исследовать другие фигуры людей и гномов. Некоторые из них стояли в обычных позах, словно остановились и уснули на ходу, но большинство фигур имело позы в лучшем случае вычурные, в худшем – непотребные, словно какой-то скульптор с извращённой фантазией заставил этих несчастных вечно изображать самые немыслимые виды самоудовлетворения и групповых совокуплений.

Обойдя пещеру по периметру, Сергиус ощутил, что его подташнивает от всего увиденного. Впрочем, кажется, он был единственным, кого впечатляли эти невероятные «скульптурные композиции». И тогда юноша решился обратиться к живым и вполне осязаемым каторжанам за разъяснениями. Оглядевшись, он заметил поблизости невысокого и очень широкоплечего гнома, лицо которого показалось Сергиусу смутно знакомым.
- Здравствуйте, достопочтенный гном, - приблизившись к широкоплечему, заговорил Сергиус. – Не объясните ли Вы мне, что случилось со всеми этими несчастными? - юноша указал рукой на полупрозрачные фигуры пленников.
- Не твоего ума дело, коротышка, - грубо ответил широкоплечий и, сплюнув сквозь зубы, схватил свою тележку и поспешно удалился. Сергиус изумлённо смотрел ему вслед.

Следующий час, проведенный Сергиусом в попытках с кем-либо раззнакомиться и что-либо разузнать, поверг юношу в отчаяние: ни гномы, ни люди, и слышать ничего не желали о замерших и ставших полупрозрачными собратьях по несчастью. Поразмыслив, Сергиус решил не торопиться, а начать возить руду, как и положено обычному пленнику. Отметившись у стражника, он получил собственную тачку и магическую метку на рукав. И потянулись часы, полные нудной, однообразной, физически выматывающей работы. Двигаться быстро было невозможно: в тесных переходах пройти вдвоём было невозможно, и каторжанам приходилось сворачивать с тропы, пропуская друг друга. Порой кому-то из каторжан, в особенности недавно прибывших, приходило в голову встать на таком вот переходе и несколько минут стоять неподвижно, вызывая ярость у остальных. Впрочем, через несколько дней шутникам становилось не до смеху и уже они сами так же громко и грязно ругались на тех, кто задерживал движение.

Тягая тачку за тачкой, Сергиус заметил, что даже сам воздух словно сопротивляется попыткам двигаться быстро, ускоряя наступление усталости. Привалившись спиной к прохладной, покрытой трещинами и буграми стене пещеры, и подтянув поближе свою порожнюю тележку, Сергиус глубоко вздохнул, и начал наблюдать за другими арестантами. Вскоре он обнаружил, что некоторые из них сосредоточенно и зло возят тачку за тачкой, явно поставив себе целью перевезти нужное количество породы и вновь выйти на свет Божий. Другие таскали тачки тоже довольно бодро, но при этом не так быстро и без особой злости. Вероятно, их грела мысль о скором выкупе. Но была здесь и третья группа пленных. На их лицах, угрюмых и неприветливых, застыло выражение безнадёжности. Эти несчастные двигались медленно, принуждая себя к каждому следующему шагу. Порой же они и вовсе замирали на месте, делая следующий шаг лишь через несколько минут. Если же учесть, что в каждой из пещер имелись ещё и замершие в гротескных позах и ставшие полупрозрачными фигуры, то обстановка казалась совсем удручающей.

Тем не менее, Сергиус упорно продолжал трудиться, ведь ему так важно было выполнить поручение Кхадгора! Час за часом, сутки за сутками, толкал он свою тачку то к стражнику, то обратно в забой, где неизвестные силы добывали из шахт всё новые и новые тонны горной породы. Сдружиться со старожилами и разговорить кого-либо из них Сергиусу никак не удавалось, и постепенно юношей стало овладевать отчаяние, к которому примешивалась изрядная доля безразличия.
«Как хорошо этим полупрозрачным, - однажды подумал он. – Ни боли, ни усталости, ни-че-го. Просто пустота». Сергиус и сам всё чаще останавливался, пытаясь восстановить убывающие силы – однако они отчего-то не восстанавливались. «Ну хоть бы что-нибудь изменялось, хоть бы что-нибудь происходило!» - иногда думал гном. Однако всё оставалось по-прежнему: ни драк, ни сражений, ни совместных застолий, никаких других утех каторга не предусматривала.

И вот настал день, когда юноша понял: он не в силах больше возить эти проклятые тачки. Уж лучше ему умереть на месте, чем и дальше влачить такое существование. Он остановился прямо посреди наезженной колеи, замер и упёрся взглядом в стену, словно пытаясь разглядеть за ней солнечные дали Элинора, лица друзей и что-то ещё, такое же дорогое и прекрасное. И в этот момент в бок Сергиуса больно упёрся чей-то локоть, а над ухом раздался грозный рык:
- А ну, давай-ка отойдём в сторону, отрок.
Вздрогнув, юноша сделал шаг в сторону, развернулся и оказался нос к носу с немолодым, покрытым бугристыми шрамами гномом.
- Меня Давар зовут, - представился он, протягивая младшему товарищу лопатообразную ладонь.
- Сергиус Бизониус, - юный воин робко пожал протянутую ему руку.
- Послушай, Сергиус. Я давно за тобой наблюдаю. Ты, видно, хороший малый, так отчего же ты сюда попал?
- Да вот, разозлился на несправедливость помощников наших богов, ну и ляпнул сгоряча пару слов недобрых. А поскольку слова очень нехорошие были, да ещё и лицам «при исполнении» адресованные, то меня сразу на каторгу и определили.
- Да, проштрафился ты, сынок. Ну, ничего, впредь умнее будешь. А теперь послушайся меня, старого филина. Здесь, на каторге, главное – надежды не терять, ни на что внимания не обращать, делать своё дело, да ждать освобождения. Есть кому тебя выкупить?
- Выкупить-то есть кому, да только пока мои друзья да родственники нужные деньги соберут, не одна неделя пройдёт.
- Значит, так, юный друг. Пока твои родственники золото для выкупа собирают, ты тут давай, не раскисай. На месте не стой, двигайся даже через силу, иначе станешь таким, как эти, - и Давар кивком указал на замершие неподалёку полупрозрачные фигуры.
- А что это с ними, дядюшка Давар? – тут же поинтересовался оживившийся Сергиус.
Давар было замялся, отвёл взгляд, но потом, тяжко вздохнув, ответил:
- Не стал бы я никому об этом рассказывать, но вижу: пропадаешь ты. Не хочу, чтоб ещё и твоя гибель на моей совести была, так что слушай.

V

- На каторге я не в первый раз оказался. И всё по одной и той же статье: хотел я себе дешёвых работников нанять, которые бы монстров убивали, да добычу мне отдавали. А боги наши, как ты знаешь, запретили так делать. Вот и попал я со своим другом-фермером на каторгу, сам быстро выкупился, а его выкупать не стал: денег пожалел. Да и понимал, что без меня он всё равно пропадёт, а со мной – вновь на каторге окажется, и меня с собой потянет. Но не научила меня жизнь, и снова я себе работницу нанял, подружку-фермершу. Весёлая была гнома и смешливая. А ещё удачливая невероятно: монстры ей самые ценные свои сбережения отдавали, как заворожённые. Да только недолго всё продолжалось: увидели боги, что пошёл я против правил, ими установленных, и вновь меня на каторгу определили, да и подругу мою не обошли стороной. Так вот я и кукую тут уже который год…
Давар умолк, а Сергиус, воспользовавшись паузой, тут же новый вопрос задал:
- Отчего же Вы, дядюшка Давар, от каторги не откупаетесь?
- Понимаешь, мальчик, не могу я свою подругу, Аделию, одну здесь бросить. Пропадёт она без меня совсем. Но и выкупить не могу: двоим нам под солнцем Элинора не ходить, согласно божественному уставу.
- А где она, дядюшка Давар?

Давар взял юношу за руку, и повёл в дальнюю пещеру. Там, среди десятков неподвижных фигур, стояла маленькая гномочка, с пухлыми губами и задорным носиком. Правда, личико её выглядело печальным и отрешённым, напоминая своим выражением лица полупрозрачных фигур. Давар подошёл к ней, обнял ласково:
- Смотри, Аделия, у нас новый друг появился.
Девушка медленно повернула голову, взглянула на Сергиуса вскользь, и нехотя кивнула.
- Устала, моя хорошая? Сколько тачек перевезла за сегодня? – ласково спросил малышку Давар.
Та лишь пожала плечами, показала один палец, что, видимо, означало одну тачку с рудой, и вновь застыла. Сергиус с удивлением заметил, что на глаза сурового воина навернулись слёзы.
- Вот так вот всё и происходит, - заговорил Давар. – Сначала они замедляются, потом – совсем останавливаются и замирают в неподвижности, а затем начинают таять, развоплощаться. Да только до конца никогда не исчезают, потому что умереть у нас на каторге невозможно.

- Но отчего так получается?! – полный недоумения и возмущения, воскликнул Сергиус.
- Этого я точно не знаю, мой юный друг. Заметил я, что происходит это не со всеми, а только с теми, кто, как и моя Аделия, другим верой-правдой служил, пока вместе со своим хозяином на каторгу не попал. Вначале, попадая сюда, несчастные фермеры верят, что хозяин их не бросит, выкупит, и они смогут снова вернуться к своей нехитрой жизни. Однако хозяева сами выкупаются, а работников своих здесь оставляют. Первое время несчастные всё ещё надеются, что хозяин одумается, вернётся. Но потом постепенно приходит к ним понимание, что не видать им свободы уже никогда, что на землях Элинора им места нет. И вот тогда они постепенно отчаиваются, начинают забывать о своих тачках с рудой, и, в конце концов, совсем замирают…
- А почему никто из них не подаёт заявку на эвтаназию? Ведь можно уйти из жизни и не мучиться…
- Есть такие, кто заявку подаёт. Но их мало. А большинство, как и ты, жить хочет, и до последнего ждёт, что какое-нибудь чудо случится, и их кто-нибудь спасёт. А когда надежда умирает, эти страдальцы оказываются настолько измученными и опустошенными, что сил дойти до стражника и подать заявку уже не находят. Подозреваю, они и так чувствуют себя мёртвыми: взгляни, какими безразличными и оцепенелыми выглядят их лица.
- Но если всё так, как вы говорите, дядюшка Давар, то отчего же они в таких позах странных стоят?

Тут Давар невольно содрогнулся:
- А это, Сергиус, некоторые арестанты так развлекаются. Когда на отчаявшихся пленников нападает оцепенение, они становятся гибкими, как воск. Вот местные весельчаки и придают им разные позы… некрасивые. А потом, когда фигуры эти полупрозрачными становятся, изменить их позу уже невозможно: руки сквозь них проходят, как сквозь воду.
- Теперь я всё понял, дядюшка Давар! – благодарно прошептал потрясённый Сергиус. – Пойду, подам стражнику заявку на выкуп – глядишь, и выкупят меня мои родные.
- Иди, сынок, и не смей отчаиваться! – слегка хлопнув юношу по плечу, напутствовал его Давар, после чего повернулся к своей подруге, и, подхватив её тележку, прошептал: - давай я тебе помогу, малышка.
Девушка ничего не ответила, а её вытянутые вперёд руки так и замерли, словно толкая перед собой проклятую тачку.
- Ну вот, началось…- едва слышно произнёс Давар.

Юный гном, ставший невольным свидетелем этой сцены, развернулся и решительно направился к стражнику. Оформив, как положено, заявку, он поспешил вернуться к своему новому знакомому. Тот сидел у ног Аделии и мрачно перебирал обломки руды, в обилии разбросанные по всему подземелью.
- Я от неё ни на шаг не отойду, - твёрдо заявил он, завидев Сергиуса. – Не хочу, чтоб над моей девочкой какой-нибудь грязный шутник измывался.
Сергиус открыл было рот, чтобы что-то ответить, но тут вокруг него замелькали, закружились цветные сполохи.
- Быстро, однако, тебя выкупили, сынок, - пробормотал Давар.
Сам не понимая, что делает, Сергиус схватил за руку Аделию, втянул её в постепенно увеличивающуюся воронку цветовых сполохов, а сам шагнул в сторону. Несколько мгновений – и воронка беззвучно исчезла, прихватив с собой застывшую фигурку маленькой гномы.

- Что ты наделал, глупый мальчишка?! - вскочив на ноги, и хватая Сергиуса за плечи, закричал Давар. – Что ты натворил?! Как ты теперь отсюда выберешься? Ты подумал?!
Не в силах сдержать ужаса, старый воин несколько раз встряхнул Сергиуса, а потом схватил себя за волосы, словно мечтая снять свой собственный скальп.
- Дядюшка Давар, меня обязательно выкупят, и я спасу Вас и Аделию! – горячо воскликнул Бизониус. – Я сейчас же подам ещё одну заявку на выкуп.
- Думаешь, получится? – чуть успокаиваясь, спросил Давар.
- Да, я уверен, что меня всё равно выкупят! – заверил его юный гном.
- Что ж, удачи тебе, мальчик, - искренне, от всего сердца, пожелал ему дядюшка Давар.

VI

Эквиль и Кхадгор даже подпрыгнули в своих креслах, когда в воздухе зазвучал гонг, извещавший, что кто-то из каторжан желает выкупиться.
- Надеюсь, это наш юный посланец сумел, наконец, что-то разузнать, и спешит к нам с новостями, - ворчливо проговорил Кхадгор, поспешно засыпая в приёмную щель магосчётчика валютные кристаллы.
Когда последний кристалл провалился в бездонное нутро счётчика, посреди кабинета возникла бешено вращающаяся воронка. Цветовые сполохи, составлявшие её, постепенно замедлялись и становились всё более прозрачными, пока совсем не исчезли.
- Ну и как это понимать?! – первой нарушила молчание Эквиль, немного оправившись от потрясения.
- Да, мне бы тоже хотелось бы получить кое-какие разъяснения, - раздражённо ответил Кхадгор, обходя вокруг возникшей посреди комнаты невысокой гномы, которая стояла, замерев в довольно неустойчивой позе.
– Только эта красавица, - бог небрежно кивнул на Аделию, - вряд ли нам что-либо расскажет.
- Как ты думаешь, дорогой, что с ней? – поинтересовалась Эквиль, с любопытством разглядывая гному.
- Пока не знаю, но попытаюсь выяснить, - задумчиво ответил Кхадгор, и прикоснулся к руке девушки, осторожно опустив её. Потом он слегка выпрямил её тело и ноги. – Ну вот, так уже лучше.
Гнома на происходящее никак не среагировала, оставаясь всё такой же отрешённой и неподвижной.
- Думаю, у этой представительницы горного народа кататонический ступор, - уж больно она и гибкая, и застывшая одновременно. Мне приходилось слышать, что с разумными смертными такое бывает.

Размышления божественного учёного прервал новый удар гонга: ещё один арестант требовал освобождения. Кхадгор переглянулся с Эквилью, подошёл к магосчётчику и засыпал в него новую порцию валютных кристаллов. Над полом в центре комнаты закружилась новая воронка. Боги молчаливо взирали на неё, не зная, чего ждать: очередного сюрприза или возвращения своего посланника. На сей раз их надежды оправдались, и, когда воронка угасла, перед божествами Элинора предстал гном Бизониус. Выглядел он не слишком хорошо: запылённый, истощенный и смущённый.
- Что это? – спросил его Кхадгор, указывая широким жестом на замершую чуть в стороне Аделию. – Ты понимаешь, что разорил меня на кругленькую сумму?
- Это ответ на Ваш вопрос, мой господин, - решительно ответил ему Сергиус.
- Объясни!
- Вы поручили мне разобраться, что происходит с некоторыми вашими пленниками, и почему они перестают работать. Эта гнома – ответ на ваш вопрос. Её заболевание, названия которому я не знаю, находится в начальной стадии. На более поздних стадиях эти несчастные начинают истончаться, постепенно приобретая плотность воды или даже газа. Вы назвали их «мёртвыми душами», Кхадгор. Они действительно – мёртвые!
На последних словах Сергиус, переполненный эмоциями, едва не перешёл на крик.
- Мм. Частичное развоплощение… - задумчиво отметил про себя Кхадгор, не обращая внимания на возмущение гнома. – Это странно. Ты правильно сделал, что привёл к нам эту гному, мой мальчик. Так, значит, таких, как она, там много?
- Тысячи! Десятки тысяч!
- А теперь расскажи нам всё, о чём слышал - до мельчайших деталей, - распорядился бог.
И тогда, набрав в грудь побольше воздуха, юный Бизониус пустился в долгое повествование. Когда он рассказывал о фигурах, которых каторжане изогнули и вывернули, создавая скульптуры страшные и неприличные, Кхадгор сурово нахмурился, а прекрасная Эквиль явственно побледнела, и сделала какое-то движение горлом, словно подавляя тошноту. Закончив доклад, Сергиус оглянулся на Аделию и спросил, указывая на неё:
- А что будет с этой гномой?
- Для начала я попытаюсь вывести её из этого ступора, - ответил Кхадгор и, подхватив малышку на руки, перенёс её на кожаную софу. Затем, положив одну руку ей на затылок, а другую – на ноги чуть ниже колен, бог прошептал что-то на своём божественном наречии, и вдруг из его ладоней в тело гномы ударили молнии. Тело выгнулось дугой, зубы гномы сжались, из груди вырвался сдавленный стон. Один разряд. Второй. Третий…

Эквиль наблюдала за происходящим, прикрыв губы носовым платком, от которого явственно пахло чем-то острым и не приятным. Сергиус же, не в силах видеть такое, в ужасе прикрыл глаза руками. Наконец, всё закончилось. Бизониус нерешительно опустил руки и взглянул на софу. После процедуры, показавшейся гному настоящей экзекуцией, девушке явно стало лучше: тело её расслабилось и обмякло, личико разгладилось, губки приоткрылись и порозовели.
- Электрошоковая терапия: выглядит ужасно, но при таких состояниях – единственный выход, - не без отвращения проговорил Кхадгор.- Зато теперь она просто спит.
- А когда проснётся? Как вы поступите с ней потом?
- Оо… Ээ… об этом мы ещё не думали, – честно признался демиург.
- Отдайте Аделию мне, я смогу позаботиться о ней! – взмолился Сергиус.
- Ты хорошо подумал, мой юный гном? – строгим голосом заговорила Эквиль. – Не забывай, что тебе придётся соблюдать все те же законы, что и раньше, и ты не сможешь содержать Аделию, или пользоваться её трудом.
- Понимаю. Уверен, я сумею помочь моей соплеменнице, не нарушая ваших уставов, - решительно отозвался Бизониус. – Мне не надо другой награды, только её жизнь!
Эквиль и Кхадгор переглянулись, словно обмениваясь безмолвными посланиями, и согласно кивнули. Подхватив спящую гному на руки, юный воин решительно двинулся к выходу. Боги то ли задумчиво, то ли недовольно качали головами, глядя ему вслед.

VII

Когда за Сергиусом закрылась дверь, в кабинете Кхадгора повисла напряжённая тишина. Сам Кхадгор начал расхаживать вперёд и назад вдоль своего стола, о чём-то напряжённо размышляя. Эквиль так же погрузилась в мрачные раздумья.
- Что будем делать, дорогой? – спросила богиня, заметив, что супруг остановился напротив и смотрит на неё.
- Что-то пошло не так. Чего-то я не учёл, - невпопад ответил тот. – Заклятия настроены таким образом, чтобы поступление магической энергии в тела пленников соответствовали их потребностям. Чем больше они двигаются, тем больше энергии получают. Те же, кто стоит на месте, получают совсем немного, но поскольку умереть не могут, то всего лишь частично развоплощаются. Но почему они впадают в это странное состояние? – этого я понять никак не могу. Ведь они всем обеспечены и полностью защищены! Так почему же они не могут жить нормально, как живут арестанты в других мирах?
- Зато я, кажется, понимаю, - с печалью в голосе ответила Эквиль. – Мы дали нашим пленникам тепло, сытость и безопасность, а так же – изматывающий труд, и отняли всё остальное: сон, еду, сражения и развлечения, болезни, наконец. Всё, что у них есть – это тачка и наезженная колея. Пожалуй, эта колея – прямая дорога к сумасшествию.
- Боюсь, ты права, Эквиль. Кто бы мог подумать, что этим смертным так нужны их мелкие и глупые дела и развлечения. Однако придётся что-то менять, иначе разразится беда, и очень скоро. Впрочем, что делать с живыми, мы сообразим позже. Дадим им возможность сна, обеспечим какие-то культурные развлечения... раз уж им это так нужно. Но вот что делать с несчастными, которые впали в ступор?
- Я так понимаю, оставлять их там, в рудниках, нельзя?
- Нет. Пусть и понемногу, но они забирают на себя магическую энергию, и чем их больше, тем больше потери. Это как раз и грозит нам катастрофой.
- Значит, их нужно оттуда забрать. Кстати, с теми, кто ещё не развоплотился, проблем не будет: пошлём наших помощников, и они потихоньку переправят всех окостеневших…
- Куда? – задал свой главный вопрос Кхадгор. – К нам во дворец? Ты представляешь, на что это будет похоже?
Эквиль, похоже, представила, и очень ясно, потому что к её горлу подкатил тошнотворный комок, и она поспешно потянулась за своим носовым платком.
- Вот именно, дорогая, вот именно, - мрачно взирая на супругу, проворчал Кхадгор. – впрочем, у меня есть неплохая идея. Раз уж эти несчастные никому из родных не нужны, и сами совершить эвтаназию не пожелали, мы создадим для них что-то вроде магической криокамеры. Я введу их в анабиоз, и они смогут оставаться в таком состоянии сколь угодно долго.
- Но почему бы нам просто не отпустить их в мир иной?
- Ты ведь знаешь, Эквиль, мы с тобой почти не властны над приходом смертных в наш мир, и так же почти не властны над их уходом в мир иной. Вдруг бывшие друзья, хозяева или кто-то ещё пожелают выкупить кого-то из пленников? Представляешь, какой скандал поднимется, если окажется, что мы самовольно прервали их существование?
- Да, ты, как всегда прав, мой божественный супруг. Что ж, тех, кто просто оцепенел, ты отправишь в анабиоз, а что будет с теми, кто… слегка развоплотился?
- Думаю, когда мы извлечём всех пленников, впавших в ступор, мне удастся увеличить питание для наших «призраков», и они снова обрастут плотью. Тогда можно будет извлечь и их.
- О Кхадгор, какие же нелёгкие нам с тобой предстоят времена! – несчастным голосом промолвила Эквиль, поднимаясь из кресла.
- Да, иногда за ошибки приходится платить очень большой ценой…
С этими словами Кхадгор подошёл к своей супруге и, обняв её, прижал к своей груди. Так и стояли они, обнявшись и, молча, смотрели в огромные окна, за которыми в синюю пучину моря медленно погружалось солнце.
Сторонний наблюдатель, доведись ему увидеть эту картину, с удивлением понял бы: у богов тоже бывают минуты слабости и отчаяния. Но наблюдателей в божественных чертогах никогда не водилось, а потому увидеть слёзы на глазах Эквили мог только её божественный супруг.

[Стасичка]

Работа №17

Каторга.





По узкой штольне шахты, старательно объезжая небольшие лужи, катил тачку, наполненную камнями, невысокий хуман, одетый в незатейливую одежду - зеленые штаны, островерхую коричневую шляпу, голубую куртку, из под которой виднелась коричневая же рубаха; растоптанные бахилы на ногах давно потеряли форму и шлепали по лужам с хлюпающим звуком, разбрызгивая грязь и воду. Коричневые перчатки на руках прохудились и синие озябшие пальцы судорожно стискивали ручки тачки.
С потолка шахты капала вода и хуман морщился, когда капли попадали на лицо и плечи.
Большую лужу впереди на пути не удалось объехать и хуман зашлепал по луже, подавшись вперед и всей массой налегая на рукоятки тачки, стараясь быстрее преодолеть возникшее на пути препятствие. Ему это почти удалось, когда тачка , наскочив на попавшийся камень ,угрожающе накренилась, грозя перевернуться - хуман дернул ее на себя; колесо попало в яму , тачка опрокинулась набок, камни высыпались из нее в лужу.
Хуман со злостью выдернул тачку из ямы, выкатил ее на сухое место и , пойдя в другую локу, присел на камень. прислонясь к стене спиной.
Звали хумана Василий, друзья называли его Василек, за его голубые глаза, но здесь. на каторге, никто не звал друг друга по-имени , всем сразу давали прозвище, почему-то называвшееся ником.
Получил ник и хуман, и теперь он и сам не сразу откликался на имя и привык к своему прозвищу-нику : -Просто Вася- . Получил он его то-ли за вечно синий и хлюпающий нос, то-ли за то, что попал на каторгу за пару десятков договорных боев, то-ли за живописную одеждуиз трех или четырех комплектов...
-Просто Вася- уныло разглядывал свои расползающие сапоги - с одного выпал камень и в этом месте зияла огромная дыра.
-*Вряд-ли дотянут до конца - а в чем ходить? В банке лежат новенькие хэпэшные из коричневой кожи и ПВ - высокие до колен, гладкие и блестящие,*- думал -Просто Вася- *-Берег , думал для Арены оставить*
-*Вот дурак , ввязался с этими боями: так ордена нужны были, продать же хотел , да поремонтироваться. Кузнец дерет тридцать процентов, а где столько серы набрать? С драка да ящера сыплется мало, дак шкуру продай еще попробуй, да еще налог..*
-Просто Вася- тяжело и продолжительно вздохнул и втянул голову в плечи, засунув руки в рукава куртки.
Мимо, бодро разбрызгивая воду, не обращая внимания на грязь, быстро прокатил тачку гном - весь в оранжевой блестящей одежде, рыжем шлеме. -*Даже регалии не снял,*- зло подумал -Просто Вася-. -* Ишь как бегает - кристаллов полно, наверное. Сейчас отвезет десяток и заплатит за свободу...А тут...*
-Просто Вася- опять глубоко судорожно вздохнул и сглотнул комок от обиды -* Вот они творят, что хотят - поди на боте набил голды и купил себе одежды. Им все можно...*
Рядом с локи раздался взрыв хохота - это хумы и гномы, все в рыжих одеждах, что-то оживленно обсуждали и смеялись над рассказом хумана.
-*Хоть про баланс не говорят*-думал-Просто Вася-*Достали уже...Пофик тот баланс, когда вот такие одежки носишь...*
-Просто Вася- ссутулился и вытер слезы, невольно покатившиеся из глаз. -* Не хватало , чтоы смеялись еще,*- оглянулся он по сторонам .
-*А как хорошо было летом на Арене - солнышко, тролли, волны плещут...Троля убьешь - что-то даст из сумки , раз даже рунка упала. Справедливости, что-ли...Справедливость...Где она, та справедливость? Мечик тот собираешь-собираешь, раз десять помрешь...Но зато и тролика и гнома повесить можно, если повезет.
Тут эта осень с каторгой...* - Просто Вася- передернул плечами и посмотрел на потолок. С потолка часто свисали огромные капли и с шумом падали в многочисленные лужи; с серых стен текли струйки воды.
-* Сколько еще этих тачек?*- подумал -Просто Вася- и полез в карман за блокнотом, в котором старательно отмечал каждую сданую тачку. Достав из кармана комок мокрой слипшейся бумаги, он долго смотрел на него, потом с сожалением бросил в ближайшую лужу.
...Он еще долго сидел, неподвижно, уставившись на свои грязные посиневшие руки с набившейся под ногти грязью; затем поднялся и , уже не обращая внимания на попадавшиеся на пути лужи, побрел, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы, к своей тачке...

[Стасичка]

Работа №18

…СВОБОДУ ЛЮБИТЬ…

I

«...По пыльной дороге телега несется,
В ней по бокам два жандарма сидят.
Сбейте оковы,
Дайте мне волю.
Я научу вас свободу любить…»*

Заунывную песню нестройными голосами пели арестанты. Их по этапу гнали на каторгу. Привал. Мытарь сидел у костра, глядя сухими глазами на огонь. Ему не нравилась песня, хотелось крикнуть, чтоб замолчали. Но он понимал, что у парней это пусть небольшое, но развлечение, способ расслабиться, ненадолго отвлечься от своих мыслей. Поэтому молчал, прислушивался больше к себе, чем к песне, сжимая кулаки, закованные в цепи.

«...Юный изгнанник в телеге той мчится,
Скованы руки, как плети висят.
Сбейте оковы,
Дайте мне волю
Я научу вас свободу любить…»*

Они шли уже несколько дней. Уставшие ноги, казалось, были свинцовыми. Голова гудела и одна мысль, горькая, обидная, билась в виске. «За что? Почему это случилось со мной?». Мытарь до сих пор не верил, что он, честный сборщик налогов, всегда верой и правдой служивший хозяевам, оказался по другую сторону закона. Он не видел за собой вины, вновь и вновь перебирая в уме события ареста и суда. Ярость и бешенство терзали арестанта: «Кто предал меня? По чьему навету и оговору я потерял свободу?». Теперь все вокруг казались ему способными на предательство: жена, друзья, сослуживцы, судья, вынесший незаслуженно суровый приговор, высокомерные охранники. Даже другие арестанты, собратья по несчастью, казались ему озлобленными, полными скрытой угрозы. Ночью он ворочался без сна в страхе быть заколотым какой-нибудь предательской заточкой. Жизнь казалась ему проклятой, и небо было размером с овчинку.

На следующий день к вечеру колонна арестантов прибыла на место отбытия наказания. Каторга. Высоко в горах расположен горный карьер по добыче угля. Солнце клонилось к закату, но рабочий день был в разгаре. Едва разрешив бросить узелок с вещами, арестантов погнали в карьер. Мытаря сопровождал здоровый рыжий гном - охранник. «Горилла», - мысленно назвал его Мытарь. Действительно, было что-то обезьянье в развитых надбровных дугах надсмотрщика, в тяжелых челюстях, длинных ручищах, густо покрытых рыжей шерстью. «Куда ты ведешь меня?» - спросил Мытарь, но получил болезненный толчок дубиной в спину. «Молчать. Надо учиться молчать» - усвоил урок парень. «Все, пришли, - проскрипел Горилла, спустя некоторое время, - это твой напарник. Номер 32-67». Около тачки стоял седой человек с черным от угля лицом. Он был прикован к тачке тяжелой цепью. Человек поднял голову и улыбнулся:
-Привет.
-Как тебя зовут?- поинтересовался Мытарь.
- Пожалуй, зови меня просто «Напарник». Вряд ли тебе понравится называть меня «номер 32-67», как это делают надсмотрщики. А как зовут тебя?
- Мне нравится называть себя Мытарем. Это моя профессия. На свободе я был сборщиком налогов.
- Работайте!- Перебил церемонию знакомства Горилла и добавил ускорения ударом кнута.
- Ну что ж, - еще раз улыбнулся Напарник,- работа у нас не слишком мудреная. Ты нагружаешь, я отвожу. Через четыре часа приходит охранник и меняет нас местами, перековывает цепи. Начинаем?
И для Мытаря началась каторга.

II

- Как меня бесит твоя вечная улыбка, Напарник. Ну, чему ты радуешься? - ворчал Мытарь. Был обед, и каторжане ели баланду с черным хлебом.
- Да просто увидел воробья. Посмотри, как он смешно в песке копается!
- Воробей? Просто воробей? - разъярился Мытарь, - Удивляюсь я тебе, Напарник. У тебя свободу отняли, жизнь к чертовой матери испоганена, работа, семья пропала, а ты сидишь и радуешься воробью?
- Да ладно, парень! Не кипятись. Не люблю я этих страстей, пафоса этого. Жизнь, парень, испоганить нельзя. Отнять можно, а испоганить нельзя. Она или есть, или нет. Я еще живой, да и ты, как видно, еще помирать не собираешься. Значит, продолжаешь жить. Бросай ты киснуть! А свободу отнять… Не знаю. Я так понимаю, что свобода – понятие сложное. Вот ты говоришь, отняли ее у тебя, а была ли она на самом деле? Свобода, она ведь в выборе. То есть ты сам выбираешь, как тебе жить. Вот ты сам выбрал свою работу?
- Сам. То есть, как сам… У нас вообще-то все мужчины по отцовской линии налоги собирали. Я с детства знал, кем буду, и не особенно задумывался над выбором.
- Значит, работу не выбирал. А жену?
- Жену сам выбрал. Тут такая история, я на ее подруге жениться должен был, а полюбил ее. Она с характером у меня, боевая, сама свидание назначила. Встречаться начали, ну а потом уже…
Напарник ухмыльнулся:
- Похоже, парень, это она тебя выбрала, ты просто не слишком сопротивлялся, да?
- Ну, может быть, тут ты прав. Но я же жил жизнью свободного человека!
На службу ходил, домой, с друзьями встречался. Разве все это не свобода?
-Знаешь, если ты на службу ходил, как я, то ты выполнял чьи-то приказы, или отдавал их другим. Какая тут свобода? Или ты раб, или рабовладелец. А чаще всего, и то и другое вместе. Домой к жене возвращался, потому что так правильно, так положено. Если бы выбирал свободно, может, каждый вечер к новой жене приходил, или бы вообще один остался. А друзья… Если они настоящие друзья, их твоя беда не отпугнет, они с тобой останутся. А если нет - какие это друзья?
- Так что, Напарник, выходит, свободы вообще нет?
- Думаю, есть. – Старик задумался. Потом как-то неохотно продолжил,- Просто это понятие внутреннее. Она внутри тебя. И отнять ее нельзя. Как нельзя, например, законом запретить любить, страдать, радоваться. Я думаю, каждый сам выбирает, быть ему свободным или рабом, счастливым или несчастным, грустить или радоваться.
- В любых условиях? Даже на каторге?
- Иногда мне кажется, что на каторге быть счастливым еще проще. Тут ведь все просто, по расписанию. И зависишь ты здесь только от закона. А на воле – вон, сколько у тебя хозяев было: родители, жена, начальство, друзья!
- Не могу представить, как можно на каторге быть счастливым. Честно говоря, я так устаю… Как ты выдерживаешь? Я же моложе тебя и сильнее намного?
-Ты, Мытарь, много лишнего делаешь.
-Как так? Мы же в паре работаем, одинаково.
-Нет, не одинаково. Понимаешь, когда я гружу уголь, я просто гружу уголь. Когда везу тележку, я просто везу тележку. А ты во время работы вспоминаешь о доме, тоскуешь по жене и родителям, проклинаешь судьбу, злишься, завидуешь, негодуешь. А все это - отдельная работа, парень. Много сил отнимает. Попробуй не думать обо всем этом. Тренируй концентрацию и сознание.
-Как это?
-Ну, следи, например, только за дыханием. Считай, сколько вдохов и выдохов удается думать только о дыхании, не отвлекаясь на всякие посторонние мысли.
-Это легко.
-Легко? А ты попробуй!

Удар в колокол положил конец их беседы. Пора снова было приниматься за работу. Мытарь попробовал последовать совету Напарника. Но думать только о дыхании было тяжело, очень тяжело. Уже на третьем вздохе мысли разбегались, на смену спокойствию вновь приходила ярость, боль, ненависть, раздражение, жалость к себе. Но одновременно откуда-то пришло упорство. Если его напарнику удается концентрироваться, держать мысли под контролем, неужели он не сможет этому научиться? Даже если упражнение займет не минуты и не часы, а дни, недели, месяцы… «В конце концов, с чем здесь действительно хорошо, так это со временем,- усмехнулся про себя Мытарь,- можно никуда не спешить. И потратить на упражнение столько времени, сколько понадобится, чтобы научиться управлять своим сознанием».


III

День шел за днем, один похожий на другие. Сколько их было? Мытарь уже не слишком-то считал. Воспоминания о прошлом никуда не ушли, не растворились, но перестали быть такими болезненными, мучительными. Жизнь на каторге становилась привычной. Более того, в ней, в этой жизни, стали появляться маленькие радости. Утром дали поспать лишние полчаса – хорошо. На улице солнышко, дождь перестал моросить - отлично. У тележки удалось починить сломанное колесо - тоже радость, толкать-то ее легче стало. Менялось отношение к жизни, и, конечно, менялось отношение к людям. Каторжане уже не казались ему одинаковыми, похожими на одно лицо. Были, конечно, были среди них злодеи и отчаянные головушки, но были и другие: жертвы случая или судьбы, неплохие люди. Злые и добрые, работящие и ленивые, авантюристы и обыватели, молодые и старики, пьяницы и трезвенники, одинокие и семейные – словом, разные люди, так же как и там, на воле.
- Ненавижу Гориллу,- однажды сказал он Наставнику вечером, после трудного дня. – Другие охранники еще ничего, бьют по делу. А этот надо и не надо за плеть хватается. И бьет как-то по-особенному, как будто наслаждение испытывает.
- Это тебе так кажется,- рассмеялся Наставник,- Потому что Горилла - наш надсмотрщик, и бьет он не других, а тебя. Ты, парень, не справедлив к нему. Он просто работу свою делает, и делает по-своему хорошо.
- Разве это работа, над арестантами измываться? Что же он другое дело не выбрал?
-А, может быть, у него и не было этой свободы выбора? Ты ведь тоже не сам выбирал службу, тебе это понятно должно быть. Да и так ли отличается ваша работа? Думаю, что кому-то и ты казался хуже тюремщика. Если бы у тебя или у него была возможность выбирать, кто знает, какую дорогу вы выбрали бы? Может, он художником мог бы стать или священником, сложись жизнь иначе. Но сложилось так, и он честно делает свое дело.
- Ты говоришь так, как будто сострадаешь ему, - фыркнул Мытарь.
- Да, сострадаю. Знаешь, это нелегкая работа – арестантов подгонять. Честное слово, если бы у меня был выбор: самому бить плетью или быть битым, я бы все равно выбрал второе. Лучше пострадать самому, чем других мучить: греха на душе меньше.
- Ты прямо святой какой-то. Крылья- то не пробиваются? Где ты смирения такого набрался, Напарник? Не из монахов будешь?

- Да ну, какой из меня монах! Я и в Бога-то не слишком верю. Поверь, парень, все, что тебя мучает, я на шкуре своей испытал. Я ведь давно живу, чего только не натворил! Грехов столько, что не замолишь. А жить надо дальше. Для чего-то дана мне эта жизнь. Может, для того, чтобы я смысл понял. Молодым был, горячим очень. Воевал много. Думал, мечом и молотом правду добуду – не получилось. Счастье искал. Сначала думал, оно – в деньгах. Работал много, и деньги зарабатывал немалые, а счастье поймать за хвост никак не получалось. Дом богатый построил. Вот счастье! А через месяц уже привык, стал замечать, что у других богаче моего дом будет. Сколько не пыжился, а кто-то все равно богаче был. Власти над людьми хотел. Снова много работал, амбиции воплощал, людьми командовал. Только власть тоже счастья не дает. Тебе кажется, что ты хозяин, владыка, а тебя кухарка обманывает, деньги ворует. И зависишь ты от нее не меньше, чем она от тебя. Да и над каждым начальником свой начальник найдется. Любви искал, конечно, красавиц многих добивался. Да только и это пустое. Сегодня кажется, жить не можешь без какой-нибудь фитюльки, а завтра, глянь – и уже разочарован, уже по другому предмету с ума сходишь… Словом, не нашел я счастья в обычной жизни. Думал, вроде тебя: счастье - это свобода. Все бросил, пошел по свету бродить, счастье искать. Полмира пешком обошел, и вижу: везде одно и то же. Каждый на свою жизнь жалуется и считает себя обиженным.
И понял я однажды одну вещь простую: не там я счастья ищу. Никуда оно от меня не уходило, просто я видеть его перестал. Ведь человеку для жизни нужно очень немного: крыша над головой, постель сухая, немного еды, немного одежды. А жизнь – она и есть счастье, и пока ты живешь, оно с тобой. Просто надо научиться радоваться тому, что у тебя есть. Ты молод, полон сил, энергии и здоровья - это счастье. Я стар и у меня есть опыт, знания и воспоминания – это тоже счастье. Если я могу научиться радоваться тому, что у меня есть, я буду счастливым в любых условиях. И ни какому Горилле не лишить меня свободы, потому что я даже на каторге могу сам делать выбор: быть мне счастливым или несчастным.
- А как же ты на каторгу- то угодил, праведник?
- Ну, это долгая и скучная история, - засмеялся напарник.- Но что-то мне говорит: я сейчас там, где должен быть. Давай-ка спать, парень.


IV

Сухой сентябрьский ветер гнал первые опавшие листья. В этот день Мытарь хоронил друга. Еще вчера они говорили, спорили, работали вместе, а сегодня он закрыл Напарнику глаза. Несчастный случай произошел утром. Старые опоры в забое не выдержали, и произошел обвал. Завалило четверых каторжан, но троих отрыли, спасли. Не повезло только Напарнику – он один погиб.
Мытарь вымыл тело друга, сам вырыл могилу на погосте. Его отпустили с работы на пару часов. Тело Напарника лежало на земле, завернутое в грубый холст. Мытарь стоял рядом с ним на коленях: то ли молился, то ли думал о чем. Подошел Горилла. Протянул рыжую руку и снял сухой листок с трупа. Откашлялся.
- Заканчивай скорее. Там новую партию каторжан привезли,- сказал надсмотрщик, повернулся и ушел.
Мытарь вернулся в карьер через час. Горилла привел к нему арестанта и пробурчал:
- Знакомьтесь.
-Как зовут тебя, парень?- спросил Мытарь.
- Странник, меня все зовут Странником. А как зовут тебя?
-Ты можешь называть меня Напарником,- ответил Мытарь и улыбнулся.



__________________________________________________________________

* Песня не моя. Цитирую каторжную песню XIX века

[Стасичка]

Работа №19

Сторм катил пустую тачку по дощатому настилу, приплясывая на ходу. Его сердце разрывалось на кусочки от счастья, а душа на мотив известной песенки пела: «А она мне улыбнулась! А она мне улыбнулась!». Ему хотелось совершить что-нибудь героическое, величественное и прекрасное, что могло бы прославить его на весь Элинор. Чтобы все вокруг обращали на него внимание и с восторгом говорили: «Это тот самый Сторм! Посмотрите, какой он мужественный, благородный и красивый!». И, чтобы обязательно на него посмотрела она! Прекрасная незнакомка! И еще раз улыбнулась, так же как сегодня, женственно и многозначительно.
Праздник жизни нарушил грубый окрик сзади: «Ну, ты насыпать будешь? Не задерживай очередь!».
Сторм очнулся и обнаружил, что он стоит с лопатой в руках рядом с пустой тачкой. «Я же на каторге!», - вспомнил он и поспешно ткнул лопатой в гору угля. Через две минуты он уже катил полную тачку к подъемнику.
Каждый день одно и то же! Триста сорок шагов с полной тачкой туда, триста тридцать шагов с пустой назад, двадцать четыре лопаты угля и опять по кругу две с половиной тысячи раз. Такая вот каторжная бухгалтерия. Никто не заставляет, никто не подгоняет. Хочешь, вози тачки, не хочешь, не вози. Вон, Толстый Макс вообще ни одной тачки за всю жизнь не отвез. Но, надсмотрщик каждый вечер перед отбоем записывает в журнал количество перевезенных тачек. И пока там не появится заветная цифра 2500, Сторму свободы не видать!
Первое время Сторм считал все. Шаги, лопаты, тачки, дни. Через месяц, когда стало понятно, что каторга это надолго, наступила апатия. Хотелось только одного. Вернуться в тот злосчастный день, когда он, собираясь на остров посвящения, не обратив внимания на стоимость, раздарил друзьям кучу ненужного хлама, занимающего место в сумке.
Еще через месяц жизнь на каторге стала привычной и обыденной. А потом появилась она! И весь мир перевернулся, а жизнь наполнилась смыслом.
Женщины жили отдельно, но работали все вместе в одной шахте. Только тачки у женщин были поменьше, и отбой надсмотрщица объявляла на час раньше. В двух длинных потоках гигантских муравьев в полосатых арестантских одеждах мужчины и женщины часто превращались в одно бесполое существо, называемое каторжник.
Но только не она! Ей каким-то чудом удалось сохранить свою божественную красоту и привлекательность даже в таких кошмарных условиях. Ее светлые длинные волосы всегда были аккуратно расчесаны, и даже круглая арестантская шапочка, казалось, украшала ее прическу. Вездесущая угольная пыль покрывала все вокруг, но удивительным образом не касалась ее прелестного лица. И глаза! Огромные синие глаза одновременно выражали детскую наивность и мудрость взрослой женщины. В них можно было один раз взглянуть и навсегда потерять покой, мечтая всю свою оставшуюся жизнь растворить в этих бездонных глазах.
Кем было это дарованное Богами чудо, Сторм не знал. Ни имени, ни причин появления на каторге. Даже номер ее не был похож на все остальные. Большие черные цифры 31983 на куртке у Сторма обозначали 983-ю запись в журнале номер 3 для легких правонарушений в разделе 1 для тех, кто впервые попал на каторгу. Что обозначал ее номер 10017, отказался объяснить даже Толстый Макс. Но когда Сторм прибавлял к ее номеру свой, красивая сумма казалась магической и вызывала смутные подозрения о вмешательстве Богов, решивших в этом странном месте соединить две судьбы.
Частые удары колокола возвестили о завершении еще одного дня. Сторм, узнав у надсмотрщика сегодняшнюю цифру, поспешил к подъемнику. Добравшись до своей койки в пещере на верхнем горизонте, он первым делом стер рукавом со скалы старую цифру и угольком написал новую. Потом, сбросив с себя грязную рабочую одежду, пошел умываться.
Шумно поплескавшись в искусственной заводи поземного ручья, Сторм при свете тусклого фонаря начал всматриваться в свое отражение в воде. Настроение сразу испортилось. Въевшиеся в кожу лица темные угольные пятна не отмывались. Он посмотрел на ладони рук и пришел в ужас. Страшная мысль с болью ворвалась в его мозг: «А вдруг она не улыбалась? А если она просто смеялась надо мной? На кого же я похож?».
Истерическое состояние прервала следующая мысль: «Надо добыть мыло! Когда я буду чистым и опрятным, она обязательно мне улыбнется, и я с ней заговорю. И, может быть, даже узнаю ее имя!».
Сторм вернулся к своей койке, надел чистое белье и лег, обдумывая свои завтрашние действия. К Толстому Максу надо будет подойти до начала работы, чтобы он успел предупредить надсмотрщика, тогда мыло к вечеру уже может быть у него. Мечты о предстоящей встрече с прекрасной незнакомкой постепенно перешли в сладкий сон, и Сторм забылся до утра.
Толстый Макс с самого раннего утра уже был занят. Возле вентиляционного штрека он о чем-то возбужденно спорил с двумя парнями из вчерашнего пополнения. Вид у новичков был аристократический и холеный. По всему было видно, что они откупятся от каторги. Через пару минут наступила тишина, потом звякнули монеты в кошельке. Значит, и обязательных 50 тачек не откатают. Деньги на каторге решают все!
Эту истину очень хорошо усвоил Толстый Макс. Говорят, что у него 7500 тачек давным-давно учтены, но на волю он не спешит. Здесь он бог подземного мира, а наверху - просто рецидивист.
Сторм перехватил его у подъемника главного ствола.
- Привет, Макс.
- Привет. Что надо?
- Макс, ты можешь достать мне мыло?
- Двадцать тачек.
- Сколько!? Ты же за травку всего по пять берешь!
- Ты еще для комплекта веревку закажи, так все двести получится!
- Хорошее мыло мне найди, с запахом.
- Будет тебе мыло! Иди, работай! И помалкивай, когда вечером цифры будут называть! Двадцать тачек с тебя!
- Спасибо, Макс.
День тянулся угнетающе долго. Свою прекрасную незнакомку Сторм видел несколько раз, но она каждый раз была с полной тачкой, поэтому по сторонам не смотрела.
Когда надсмотрщик вечером зачитывал количество перевезенных каторжниками тачек, у Сторма оказалось на двадцать меньше. Зато после двух абсолютно незнакомых номеров было объявлено по пятьдесят. Толстый Макс свои дела решал оперативно!
Подойдя к койке, Сторм почувствовал давно забытый запах ландыша. Сунув руку под подушку, он нащупал три куска мыла. Сбросив с себя одежду, он охваченный восторгом помчался мыться.
Когда каторжане на соседних койках обнаружили Сторма непривычно чистым, начался нескончаемый поток пошлых шуток и предположений, для чего он так тщательно помылся. Но Сторм не стал с ними пререкаться и быстро уснул, готовясь к завтрашнему очень важному дню.
Сторм пропустил несколько человек, после чего вклинился со своей тачкой на погрузку. Теперь, по его расчетам, он должен был встретиться с ней в нешироком центральном проходе. Толкая всем телом тяжелую тачку, он с надеждой высматривал во встречном потоке свою любовь.
И вот она появилась! Непринужденно управляя пустой тачкой, она шагала походкой королевы. По выражению ее лица можно было подумать, что она гуляет по душистому лугу, полному летних цветов и вдыхает пьянящий аромат легкого ветерка, насыщенного запахами буйного ковра луговых растений.
Сторм, не отрывая от нее глаз, продолжал движение и мучительно соображал, как к ней обратиться. Она каким-то сверхъестественным чувством ощутила на себе его взгляд и посмотрела на Сторма. Они шли навстречу, не отрывая друг от друга глаз, пока по обоюдному недосмотру их тачки не столкнулись.
Тяжело груженая тачка мгновенно остановилась и, не удержав равновесие, Сторм перелетел через нее, сбив с ног прекрасную незнакомку. Униженно улыбаясь, он помог ей подняться, одной рукой взяв ее руку, а второй поддерживая за талию. Она, не отстранившись и не забирая руки, тихим глубоким голосом произнесла.
- Извини! Я не справилась с тачкой.
- Да это я виноват, мне надо просить прощения!
- Ты не ушибся?
- Нет, все в порядке. А ты?
- Я даже испугаться не успела. Спасибо, что помог мне.
- Сторм. Меня зовут Сторм.
- А я Эвелина.
- Красивое имя.
- Ну, я пойду. Еще встретимся?
- Обязательно встретимся!
Она осторожно освободила свою руку, сдвинула в сторону тачку и медленно пошла дальше, наконец, оторвавшись от руки Сторма, все еще обнимающей ее. «Эвелина!», - кричала его душа, а сердце таяло от счастья. Ощущение близости ее тела, ее возбуждающего изгиба талии пьянило и вызывало незнакомый до этого момента восторг.
В таком приподнятом состоянии он еще несколько раз встречался с Эвелиной и каждый раз она улыбалась ему своей удивительной улыбкой. Женственной и многозначительной.
Ночью Сторм долго не мог уснуть, переживая еще и еще раз события сегодняшнего дня. Он был уверен, что между ними проскочила искра страсти, и Эвелина испытывает такую же сильную любовь, как и он. Повторяя как молитву ее имя, Сторм прокручивал в мечтах различные сценарии последующего развития событий. Он был уверен, что теперь все будет хорошо.
Жизнь не баловала Сторма успехами у женщин. Непродолжительные романы и интрижки, как правило, заканчивались тем, что он бросал своих подруг, осознав полное несоответствие избранниц каким-то смутным, но очень важным для него идеалам. А они, женским чутьем понимая, что это не любовь, а проверка на соответствие, сами быстро теряли к нему интерес, приближая неминуемый разрыв.
И вот в его жизнь пришло настоящее чувство! Сторм неожиданно понял, что Эвелина и есть тот идеал, который он за многие годы унылого существования так и не смог для себя определить. Каторга, прерванная карьера, прошлая жизнь казались ему лишь полупрозрачными декорациями на фоне самого важного для него события – знакомства с Эвелиной.
Как действовать дальше он не знал. На каторге не запрещались отношения между мужчинами и женщинами, но система была построена таким образом, что встречаться они могли только днем под пристальными взглядами надсмотрщиков и надсмотрщиц. Говорят, Толстый Макс мог устроить ночную встречу для нетерпеливых влюбленных на заброшенном горизонте, но стоимость такого мероприятия была астрономической. Можно было бы попытаться договориться с Прыщавой Лизкой, которая за умеренную плату поставляла девочек для ночной услады. Но действовать через нее было рискованно. Во-первых, такое предложение могло оскорбить Эвелину, во-вторых, встречаться с ней под прицелом десятков жадных глаз и в сопровождении завистливого похабного шепота было страшно.
Последующие несколько дней Сторм напряженно работал, удивляя по вечерам надсмотрщика количественными параметрами своего трудового энтузиазма. Его настроение несколько раз за день менялось. Очередной раз, встретившись с Эвелиной и перекинувшись парой приветливых фраз, он впадал в любовный экстаз и от восторга готов был танцевать, толкая тачку. Потом ворох неразрешенных проблем постепенно вводил его в задумчивое состояние, и он мучительно пытался найти правильную тропинку, которая должна была привести его к счастливой совместной жизни с Эвелиной.
Решение нашлось как-то вечером, когда Сторм по привычке записал над койкой количество учтенных тачек. Совершенно незаметно оно приблизилось к заветной цифре 2500. Сосчитав недостающее количество, он пришел к выводу, что на каторге ему осталось находиться максимум две недели. «Я же смогу теперь катать тачки за нее! – радостно подумал Сторм, - а потом мы вместе выйдем на свободу!»
Следующим утром он попытался договориться с Толстым Максом.
- Привет Макс, нужна твоя помощь.
- Говори.
- Я скоро свое откатаю. Потом хотел бы помочь одному человеку. Организуешь?
- От десяти до двенадцати тачек с сотни мои. Это от ситуации зависит. Кому помочь рвешься?
- Эвелине, ну, знаешь, такая блондинка красивая с синими глазами.
- Лучше бы ты мыло и веревку попросил. Ладно, я подумаю.
Толстый Макс резко развернулся и ушел. Сторм совершил еще один трудовой подвиг и за день перевез горы угля. Свобода Эвелины казалась ему теперь более важной, чем своя собственная и он спешил как никогда.
Когда женский рабочий день завершился, и все они дружно потянулись к подъемнику, Сторм совершенно случайно увидел Толстого Макса нервно беседующего с Эвелиной. Из-за шума не было слышно голосов, но по жестикуляции и мимике было понятно, что разговор идет на повышенных тонах. Такой Эвелину Сторм никогда не видел, и ядовитое жало ревности больно укололо его сердце. Так могли ругаться только люди, очень хорошо знающие друг друга.
Два дня Сторм искал возможности основательно поговорить с Эвелиной. Ревность продолжала его преследовать, поэтому он надеялся, что в разговоре развеются его подозрения. На третий день, не выдержав, он отвез тачку в сторону и под видом отдыха стал дожидаться Эвелину.
Она, словно поняв его намерения, подошла и приветливо улыбнулась.
- Ну, как дела, Сторм?
- Мне несколько дней всего осталось. Теперь думаю, что делать дальше.
- Поздравляю! А я еще не скоро выйду.
- Эвелина! Я очень хочу помочь тебе побыстрее пройти этот кошмар. Мне будет плохо и одиноко без тебя на свободе. Если бы ты подарила мне хоть самую маленькую надежду, мы могли бы вместе откатать твои тачки и одновременно оказаться на свободе.
- Спасибо! Ты единственный близкий мне человек в этом аду и если ты действительно искренне хочешь ускорить мой выход на свободу, передай письмо одному человеку. От него многое зависит.
- Я буду счастлив выполнить любое твое поручение, особенно если это приблизит твою свободу!
Эвелина неповторимым движением дотронулась рукой до его плеча, на мгновение коснулась губами его губ и покатила тачку дальше.
Все подозрения разом пропали, восторг и эйфория охватили Сторма, и он убедил себя, что их отношения поднялись на ступеньку выше.
На следующий день она незаметно передала ему конверт. Вечером, лежа в койке, он осторожно достал его и осмотрел. Тонким угольком на конверте были написаны имя и адрес получателя. Буквы были ровные, красивые с симпатичными завитушками. Имя было женское. Он надежно спрятал конверт, который стал теперь символом свободы его любимой.
На последний день Сторм оставил себе всего 6 тачек. Он быстро их перевез и потом до обеда стоял и любовался Эвелиной, сохраняя в памяти на непредсказуемый срок ее прекрасный образ.
Потом надсмотрщик выдал ему документ, по традиции все постучали кусками угля по тачкам, отправляя его на волю и, впервые за много месяцев, подъемник повез его на поверхность. Свобода!

***
Как приятно после полумрака шахты при солнечном свете чисто и гладко побриться, потом полностью смыть со всего тела угольную пыль и переодеться в свежее белье не украшенное черно-серыми полосами.
Сторм сидел в кабинете начальника и слушал, как бубнит кладовщик, неспешно извлекающий в непредсказуемом порядке вещи согласно описи.
- Наплечники Разрушителя – один комплект, знаки Колизея – сто тридцать семь штук, свиток исцеления…
Сам начальник в это время стоял у стеллажа и, водя пальцем по торцам папок, что-то искал. Наконец он извлек тоненькую папку и бросил ее на стол. На папке было написано «31983». Сев за стол, начальник открыл папку, внутри был всего один листик, исписанный на треть. Подшив в папку принесенный Стормом документ, начальник углубился в его изучение.
- Ну что? Как говорится, на свободу с чистой совестью? Смотрю твой график. Работал ты неплохо, особенно в последний месяц.
- Спешил на волю.
- Это правильно! На каторге ничего хорошего нет! Здесь даже белое становится черным, а чистое - грязным. Я вижу, ты по глупости сюда попал. Постарайся к нам не возвращаться! Забудь каторгу и все, что с ней связано, как кошмарный сон. Впереди у тебя теперь нормальная жизнь.
- Постараюсь! А можно задать вопрос?
- Ты свободный человек, спрашивай, что хочешь!
- За что сюда попала Эвелина и что обозначает ее номер?
- Это кто?
- У нее номер 10017.
Начальник удивленно посмотрел на Сторма, что-то обдумывая, потом подошел к стеллажу и, всего на мгновение задержав вытянутую руку, достал толстую потрепанную папку. Не открывая ее, он протянул папку Сторму со словами: «Мы не делаем секретов из личных дел заключенных, но предпочитаем их никому не показывать. Для тебя я сделаю исключение. Читай! Личное дело Оливии, она же Эвелина, она же Леонелла. А две буквы «о» в ее номере обозначают категорию – «особо опасен», для таких выкупа нет»
Сторм листал документы, читая только их названия. Лицо его посерело и вытянулось. Пальцы дрожали и не слушались. Одежда прилипла от пота к спине. Не останавливаясь, он просмотрел все документы, положил папку на стол и молча закрыл лицо ладонями.
Из транса его вывел голос начальника: «Сынок! Все забудь! Каторга кончилась! Тебя ждет новая жизнь, не оставляй в ней призраков прошлого!».
Негнущиеся ноги с трудом вынесли его на улицу. Свобода, к которой он так долго стремился, теперь его не радовала. Прищурившись на солнце, он постоял пару минут, потом достал из-за подкладки конверт и вскрыл его.
Внутри было четыре листа бумаги, исписанных с обеих сторон мелким, красивым и ровным почерком. Письмо предназначалось господину Эдвину и начиналось словами: «К сожалению, мой курьер отказывается далее работать со мной, но мне удалось найти запасной вариант…».
Сторма вторично бросило в пот, и он брезгливо перебрал листы, пока не дошел до последнего. Письмо было подписано именем Оливия. Постскриптум состоял из одной фразы: «Надеюсь, предоставленной мною информации уже достаточно для амнистии».
«Призраки прошлого!», - угрюмо подумал Сторм и смял письмо, напрягшись до боли в ладони и хруста зубов.
Через минуту он уже уверенно шагал с сумкой через плечо по дороге и громко сам себе повторял: «Здесь белое становится черным, чистое – грязным».