Опубликовано 01 Апрель 2013 - 14:39
Работа № 13
Ханна брезгливо выскоблила поверхность стола осколком клинка, вздохнула, смахнула мусор тряпкой и густо присыпала столешницу мукой. Резкими привычными движениями она принялась раскатывать комки теста в большие тонкие лепешки.
У печи возился Лех, опасливо подкидывая в пылающее жерло толстые поленья и разгребая головешки длинной кочергой. Наконец железная дверца с лязгом закрылась, и печь жизнерадостно загудела.
- Мама, я думаю, этого жара должно хватить!
- Спасибо, Лешек! Дальше я сама разберусь. Иди, выполняй домашнее задание.
Не изменяя много лет назад заведенной традиции, Ханна слева на поддон уложила пироги с мясом, справа – с овощами. Через несколько минут поддон скрылся в печи, и Ханна устало опустилась на стул. Печь, словно осознав важность возложенной на нее миссии, немного притихла, лишь изредка потрескивая угольками. Но люди не спешили заметить ее усердие, и занимались своими делами.
Лех сидел у окна на табурете, подложив под себя одну ногу, и, высунув от напряжения язык, переписывал на широком подоконнике свитки. Обмакивая перо в один из горшочков с кровью тролля, слизью червя и еще какими-то, только тайнописцам известными жидкостями, он без устали что-то писал красивым каллиграфическим подчерком. Готовые разноцветные свитки, едва просохнув, сбрасывались на пол, и на освободившееся место укладывался очередной пергаментный лист.
Ханна неподвижно сидела, скрестив руки на коленях, и безучастно наблюдала за сыном. Ее взгляд неожиданно перескочил на пожелтевший от времени рисунок карандашом, висящий на стене в деревянной рамке. Лет десять назад заезжий художник на ярмарке за полчаса нарисовал ее рядом с мужем Стасом и двумя совсем юными еще сыновьями – Лехом и Войтеком. Тогда они еще были все вместе, стояли в обнимку и улыбались.
Ханна вспомнила, как принесли изуродованное окровавленное тело погибшего в катакомбах Стаса и по ее неподвижному лицу непроизвольно потекли слезы. Похоронив мужа восемь лет назад, Ханна воспитывала детей, как могла, стараясь не допустить повторения сыновьями печальной участи их отца.
Несмотря на все ее старания и мольбы, Войтек, едва повзрослев, достал отцовский меч и отправился в катакомбы добывать воинскую славу. И вновь у Ханны началась печальная череда дней ожиданий, полных страха за судьбу теперь уже старшего сына.
Младшего Леха удалось убедить заняться образованием, и он с восторгом окунулся в премудрости профессии тайнописца. Хотя тренировки с оружием ему нравились не меньше, он почти все свободное время посвящал чтению древних трактатов и упражнениям со свитками и рунами, задаваемым в Школе Тайнописцев.
Ханна продолжала сидеть неподвижно, устремив взгляд на рисунок, вызывавший грустные воспоминания. Казалось, что единственным смыслом ее жизни осталось вот так сидеть в ожидании. С утра до вечера, изо дня в день.
Часы на ратуше пробили шесть раз. Ханна вздрогнула, отвлеклась от печальных мыслей, протерла глаза краем передника и пошла проверять пироги.
За окном уже смеркалось, когда дверь с шумом открылась, и в дом вошел Войтек. Скинув в прихожей сапоги и доспехи, он прошел прямо к столу и бросил на него меч, большую походную сумку и пояс с подвешенными к нему окровавленными скальпами. Ханна вздохнула с облегчением и села на стул у печи, безучастно наблюдая за действиями старшего сына. Лех, наоборот, оставил свое занятие и помчался помогать брату, разбирать трофеи.
- Вот тебе бутоны трифида, вот тут шкуры вампира, короче, все по списку, как ты заказывал! – деловито извлекал из сумки добычу Войтек.
- Ого, как много! Спасибо! Мне этого на месяц занятий хватит, - Лех приплясывал вокруг стола. – А скальпов сколько принес?
- Сегодня девять! Еще одна удачная неделя и я могу идти к Яровану за алебардой Черного Рыцаря.
Войтек полез на чердак, где у него сушились скальпы, а Ханна с выражением отвращения на лице быстро вынесла сумку и тщательно стерла с поверхности стола пятна грязи и запекшейся крови. Когда-то Стас, возвращаясь из катакомб, не обращая внимания на ворчание Ханны, бросал испачканную сумку с боевыми трофеями на стол, поэтому она не могла запрещать его сыну поступать точно так же.
Через полчаса за столом, накрытым свежей скатертью, все трое молча ели пироги, запивая их чаем. Когда лица сыновей озарила улыбка сытости, Ханна убрала посуду, вытрусила скатерть и вопросительно посмотрела на старшего сына.
- Да, мама! Я тут кое-что уже успел продать на аукционе, вот тебе на хозяйство, - Войтек выгреб из кармана пригоршню серебра и высыпал на стол. Отсчитав пять монет, он вернул их в карман со словами – А это мне на пиво!
- Ты бы вместо того, чтобы к Барфосу на пиво бегать, с девчонками погулял, может какая приглянется.
- Не встретил я пока в катакомбах такую, чтобы мне приглянулась!
- Никак не пойму, ну что тебя так в катакомбы тянет? Вон, твой одногодка, Магды сын, на свежем воздухе всегда, чистый, опрятный, капитаном скоро станет. А ты до сих пор по сырым вонючим подземельям ходишь!
- Мама! Я тебя прошу, не начинай в очередной раз этот разговор! В катакомбах воевал отец, значит и мое место там! Ты женщина, ты этого не поймешь!
Войтек вышел из дома, громко хлопнув дверью. Ханна прислушивалась, пока за окном не стихли шаги, потом печально прошептала: «А ты уже взрослый мужчина, и никогда не поймешь, что такое ждать!»
***
Ранним утром Войтек сидел на крыльце, и тонкой заточкой правил лезвие меча. Рядом упражнялся в фехтовании Лех. Осторожно попробовав пальцем остроту лезвия, Войтек перевел взгляд на младшего брата и через несколько минут поучающим тоном заявил: «Братишка, удар у тебя хороший, резкий, точный, только ты много лишних движений делаешь. Устанешь раньше противника в тяжелом бою – проиграешь».
Лех бросил деревянную палку для упражнений и подсел к брату. Почтительно погладив смертоносный клинок древнего меча, по семейной легенде выкованного их прапрадедом, он поинтересовался.
- Сегодня опять пойдешь?
- Разумеется, сейчас за мной сокланы зайдут. А ты мне свитки заготовил, которые я просил?
- Да! Я их тебе в сумку положил.
Помолчали. Первым не выдержал Лех.
- Послушай, там, в катакомбах действительно так хорошо и интересно, как ты рассказываешь?
- Намного лучше, братишка!
- Но ведь там грязь, сырость, опасности и мрак.
- Мне тяжело тебе это объяснить. Скоро ты сам спустишься под землю и все поймешь!
- Ну, хоть скажи, с чем это можно сравнить?
- Помнишь, мы с тобой ходили в горы? Мы стояли на вершине и над нами проплывали облака. И маленькие как муравьи люди и гномы копошились где-то там, далеко внизу, по разные стороны хребта, увлеченные своими мелочными и скучными заботами. А мы были одни, мы были выше всех их, мы поднялись над толпой обычных горожан и фермеров, у которых такая высота вызывала лишь панический страх и желание съесть кусок грудинки с бобами и обильно запить все это пивом. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Кажется, да! Только как можно сравнивать горы и подземелья?
- Ничего ты не понимаешь! – Войтек весело потрепал Леха по макушке и пошел в дом собираться.
***
Воины занесли на самодельных носилках окровавленное тело Войтека и осторожно переложили его на лавку. «Живой?» - охнула Ханна. Вошедшие дружно обнажили головы и опустили взгляд в пол.
Сил плакать не было. Ханна тяжело упала на колени рядом с лавкой, обхватила бездыханное тело сына и протяжно завыла.
Воины, печально вздыхая, с виноватыми лицами вышли во двор и под непрекращающиеся причитания безутешной матери принялись обсуждать произошедшее.
- Ей еще сорока нет, а она уже и мужа и сына потеряла, вот горе то какое!
- И ведь месяца не прошло, как Войтек алебарду Черного Рыцаря взял. Всем говорил, что теперь он непобедимый!
- Рассказывают, гномов было три пятерки, а наших всего четверо. Пока подмога подоспела – двое полегло!
Войтека хоронили с почестями. Весь клан собрался на кладбище, выстроившись в траурную шеренгу с обнаженным оружием и опущенными знаменами. Ярован пришел с небольшой группой Черных Рыцарей и произнес короткую, проникновенную речь.
Ханна всю церемонию простояла молча, всматриваясь сквозь слезы в выражение лица погибшего сына. Надетые на него доспехи скрывали следы двух ужасных ударов топором и скальпированную голову. Как ни странно, но даже с закрытыми навсегда глазами он слегка улыбался, по юношески радуясь чему-то, понятному лишь ему одному.
Когда все закончилось и толпа начала постепенно расходиться, к Ханне подошел Златован и с грустным вздохом передал ей сверток с медалями Войтека и небольшой кошелек с золотыми монетами. Пока в ее затуманенном сознании тяжело рождалось желание отказаться от денег, Ханна вдруг увидела Леха, о чем-то беседующего с главой клана. Мгновенно очнувшись от горестного забытья, она неожиданно осознала, каким взрослым стал ее младший сын. «А ведь ему уже семнадцать!» - с ужасом подумала Ханна, печальным кивком благодарности проводила Златована и осталась наедине со своими плохими предчувствиями.
Поздно вечером, ложась спать, Ханна развесила брошенную на пол у кровати одежду сына. Из кармана куртки выпал клановый значок с эмалевым гербом. Перевернув его, она обнаружила цифру «23». У Войтека было «9». До самого рассвета она проплакала, плотно уткнувшись лицом в подушку, чтобы не разбудить спящего в соседней комнате Леха.
***
Опять потянулись скучные дни ожидания. Лех рано утром облачался в доспехи, подвязывал ножны с легендарным семейным мечом и с напряженным лицом уходил. Приготовленных Ханной пирогов и чугунка с супом хватало на два-три дня, поэтому она в основном бесцельно бродила по дому, пытаясь занять себя какой-либо работой, чтобы отвлечься от грустных мыслей.
Через неделю Лех впервые вернулся домой с улыбкой на лице, гордо бросил на стол меч, походную сумку и протянул матери несколько серебряных монет со словами: «Вот, мой первый заработок!» На следующий день он принес свой первый скальп. Лицо Леха светилось такой радостью, что Ханна поняла - катакомбы забрали у нее и второго сына. Тем не менее, в порыве отчаянья она попыталась отговорить его от нового опасного увлечения.
- Лешек, сынок! Я вчера беседовала с твоим наставником по тайнописи, он очень хорошо отзывался о твоих успехах и удивлялся, почему ты прекратил посещать занятия. Может быть, тебе следует серьезно подумать о карьере Тайнописца?
- Мама! Я не могу тебе этого объяснить, но, по-видимому, моя жизнь теперь там, в катакомбах. Ты женщина и пытаешься направить меня на самый легкий жизненный путь. А я не хочу думать о карьере, я хочу быть таким же, какими были мой отец и брат. Я хочу выдавить из себя последние капли страха перед сырыми, темными подземельями, где каждый шаг может быть последним. Это не просто испытание, которое надо один раз пройти и забыть, это совсем другая жизнь и я свой выбор уже сделал.
Она обняла Леха, надолго прижав его к себе, и больше не возвращалась к неприятному для обоих разговору.
В один из долгих дней томительного ожидания Ханна с тряпкой в руках обходила дом и вытирала пыль. Сняв со стены рисунок, она обмахнула его, села на стул и внимательно посмотрела на дорогие ей лица, сохранившиеся только на этом пожелтевшем листе. Она тысячи раз рассматривала мельчайшие детали рисунка, но только сейчас обратила внимание на счастливую улыбку Стаса. Точно такую же она видела на лице Войтека. Точно такая же стала появляться у Леха. Но лица у детей пошли в мать, и ртом, и глазами, и мимикой. Значит, причина похожей улыбки у отца и детей не была вызвана наследственностью. Мучительно пытаясь понять, что скрывает выражение лица ее мужа, в ее сознании вдруг искрой вспыхнула простая истина - так улыбаются уверенные в себе мужчины. Ханна оторвала взгляд от рисунка и со вздохом прошептала: "Ох, Стас! Где же ты был больше счастлив, со мной в этом доме, или среди опасностей в катакомбах?"
Продолжая уборку, она протерла дверцы оружейного шкафа, помедлила и открыла его. Ханна никогда не прикасалась к оружию с тех пор, как они вместе со Стасом в семнадцать лет тренировались на опушке Медвежьего леса. Она воспринимала тренировки как элемент ухаживания, поэтому с радостью убегала из дома, часами прилежно повторяла все приемы, но относилась к фехтованию как к обязательной прелюдии, после которой они со Стасом до заката целовались, лежа в густой траве.
На верхней полке бесформенным комком лежала кольчуга. Ханна расправила ее и приложила к себе. Кольчуга оказалась очень тяжелой и длинной. Бросив ее назад на полку, Ханна продолжила осмотр. Новой, сияющей полировкой алебарды Черного Рыцаря она лишь коснулась кончиками пальцев и перевела взгляд на мечи. Взяв в руки самый короткий, она обнаружила, что он очень легкий, по крайней мере, легче ее буковой скалки для теста. Ханна неожиданно для себя резко выставила мечом блок вправо и после короткого замаха рубанула по диагонали. Испугавшись сохранившихся в памяти навыков, она быстро поставила оружие на место, но, немного подумав, взяла меч побольше.
Рассматривая свое мутное отражение на шлифованной поверхности клинка, Ханна пыталась понять, что же такое, неизвестное ей, испытывают мужчины с оружием в руках. Медленно занося меч над головой, она неожиданно уткнулась острием в потолок. «Что же я делаю?» - Ханна быстро спрятала меч в шкаф, закрыла его и продолжила заниматься хозяйством, но по изменившемуся выражению лица стало ясно, что ее теперь мучают совсем другие мысли.
***
Гаслан одной рукой опирался на огромную алебарду, второй рукой тщетно пытался почесать бок под толстым шерстяным поясом, который Валиан порекомендовал ему как верное средство от радикулита. Неудачно потянув руку, он почувствовал сильную боль в пояснице, и совсем уже было собрался выругаться, как его внимание привлек странный звук шагов.
Тяжелая мужская поступь человека, шедшего в его сторону, странным образом совмещалась с плавной женской походкой. Длинный плащ с огромным капюшоном скрывал все, кроме половины лица и сапог с толстой подошвой.
Гаслан, прищурившись, вгляделся в незнакомую фигуру и, забыв про радикулит, удивленно развел руки.
- Ханна! Ты, что ли?
- Да, я!
- Не узнал тебя. Давно не видел. Сына ищешь?
- Да! Я ищу сына.
- Леха твоего я несколько дней уже не встречал. Говорят, они через Соли-Дор теперь в катакомбы спускаются. На Древнего Ужаса ходят, так удобнее.
- Гаслан, ты же не всегда стоял тут на посту, когда-то и ты спускался вниз?
- Было дело!
- Вот ты мне объясни, что вы мужчины находите в этих подземельях? Что вас туда тянет, словно нет семьи, нет других забот, словно ваша душа теперь принадлежит каким-то неизведанным подземным демонам?
- Знаешь, Ханна! Чтобы понять, что ты чего-то стоишь, мало взять в руки меч. Там, в катакомбах, это понимание приходит быстрее всего. Там, ты можешь рассчитывать только на самого себя и крепкую руку верных друзей. Там в полумраке бесчисленных подземных коридоров каждый твой шаг может быть последним. И в любой момент надо быть готовым к схватке с врагами или монстрами, которых нельзя увидеть издалека как на поверхности. Разумеется, всегда можно достать из заветного карманчика свиток перемещения и сбежать. Но это будет крах всех твоих устремлений и мечтаний. И те, кто не струсят и останутся внизу, уже никогда не посмотрят на тебя с уважением. Но если ты прошел сквозь это испытание и не сбежал, ты полюбишь катакомбы на всю жизнь. Они будут тебя манить, сниться по ночам и станут смыслом всей твоей жизни. И ты будешь вновь и вновь спускаться в катакомбы, постоянно проверяя себя на силу, выносливость и отвагу. И ты не будешь бояться опасностей, ты будешь стремиться к ним. И тогда, ты сможешь гордо посмотреть на окружающую тебя толпу и сказать: «Я покорил катакомбы, а что сделали вы?». И эту гордость за себя самого ни чем нельзя заменить. Я бы сейчас отдал все, что у меня есть, лишь бы здоровье позволило мне хотя бы раз спуститься в катакомбы. Но ты женщина, ты не сможешь этого понять!
- А я попытаюсь!
Ханна с вызовом посмотрела на Гаслана и шагнула по ступенькам вниз, в полумрак подземелий. На мгновение распахнувшийся плащ обнажил спускающуюся ниже колен кольчугу и длинный меч у пояса. Провожая взглядом Ханну, Гаслан тихо прошептал себе в усы.
- Удачи тебе! Теперь катакомбы заберут и твою душу. И пусть твой жизненный путь не завершится, пока у тебя будет хоть одна капля сил последний раз спуститься в подземелье!